Я видел, что она права. Снаружи была ограда из толстой и прочной проволочной сетки. Наверно, обычно ее держали запертой, но петля щеколды проржавела и отвалилась, так что под напором сорняков калитка широко распахнулась. Да, конечно, это была комната Стеллы.
— Самая милая комната в доме! Как она будет рада провести здесь ночь!
— Опомнись! Ты опережаешь события!
Я открыл задвижку, распахнул нижнюю половинку двери, вышел на лужайку и остановился возле дерева, глядя вниз на яркую полоску песка, имевшую форму полумесяца. Владеть «Утесом» — значит владеть океаном. Кожу покалывало от желания окунуться, и немедленно. Оказаться в море — такое счастье, даже если знаешь, что через час тебя повесят! Я засмеялся, вдруг представив себе посреди всего этого Лоретту Через неделю она взбесилась бы от тоски. Ничего, морской ветер развеет даже память о ней. А именно это мне и нужно!
— Родди! — окликнула меня Памела. — Ты только подумай! Эта земля и сосны, и деревья, и пляж — все будет принадлежать нам!
— Я как раз и думаю об этом! Пошли посмотрим гараж.
В конюшне могло поместиться две машины. А клетушки, с окнами и без окон, выходившие во двор, сулили бесчисленные возможности. Когда строили «Утес», рассчитывали на большую семью, камень и рабочая сила были тогда дешевы. «От этой семьи осталась одна Стелла», — подумал я.
Мы вернулись в детскую.
— Нам не удастся приехать еще раз, — сказал я Памеле. — Давай-ка кое-что измерим, на случай, если У тебя есть записная книжка?
— Эта комната должна быть желтая, — ответила она. — Крашеная мебель, желтые нарциссы в кувшине и, может быть, зеленый коврик возле кровати.
Я орудовал своей красивой стальной рулеткой, которая то сматывалась в катушку, то вытягивалась вверх, подобно веревке индийского факира. Наш разговор не отличался последовательностью.
— Альков, шесть футов на шесть. Ты записываешь?
— Записываю. У «Либерти» есть ткань на занавески, желтая с зеленым.
— Окно, шесть на десять… Пошли в гостиную, это важнее.
Мой ковер был слишком мал для пола в гостиной, это я увидел сразу, да паркет и не требовал ковра.
— Окна, — диктовал я, — девять футов на четыре с половиной, подойдут старые бархатные шторы. По замыслу архитектора… между прочим, мне кажется, я все-таки слышал фамилию этого художника — Левелин Мередит. Если он чего-то стоит, о нем должен знать Макс.
— Думаешь, он был членом Королевской Академии искусств? — откликнулась Памела. — Ламбрекены в виде арок, как по-твоему? К сожалению, Стелла — брюнетка, в отца, и наверно, это не перестает печалить старика. Он считает, что она унаследовала отцовскую безответственность.
— Откуда ты все это выкопала? — изумился я.
— Психологическая дедукция!.. Дорожки для лестницы будут недешевы.
— Обойдешься без дорожек.