Тайна «Утеса»

22
18
20
22
24
26
28
30

Он повернулся к столу и написал адрес поверенного в Лондоне, занимавшегося всем, что касалось продажи дома. Я видел, что ему не терпится скорее с этим покончить, и еще сильней восхитился его честностью — ведь он вовсе не обязан был предупреждать меня насчет «беспокойств», а какую деликатность он проявил, когда, не желая касаться этой щекотливой темы. При Памеле, решил, чтобы остаться со мной наедине, пригласить нас к завтраку, хотя ему это совсем не улыбалось. Сложный характер — трудный для него самого. «Интересно, — подумал я, — каково с ним внучке?»

Беседовать в таком настроении было затруднительно и, когда Стелла пришла звать нас к столу, я вскочил чересчур поспешно.

Еда была отменная: за цыпленком со спаржей и картофельными крокетами последовали бисквит с еще не остывшим заварным кремом, щедро усыпанный миндальным печеньем. Капитан налил всем превосходный рейнвейн.

За столом он старался быть любезным и развлекал нас рассказами об обычаях и особенностях характера жителей Девоншира. Несмотря на его подтрунивания, иногда даже ядовитый тон, чувствовалось, что он относится к своим землякам с глубокой симпатией. Памела, которая была в прекрасном настроении, расспрашивала его с живым интересом.

— А как в Северном Девоншире дает себя знать кельтское влияние? — спросила она. — Ведь здесь, между Корнуэллом и Уэлсом, оно должно быть, не правда ли?

— Нет! — ответил капитан довольно резко. — Валлийцы — совсем другая раса. — И в тоне его прозвучало: «И с девонширцами в сравнение не идут!»

Стелла, которая сидела справа от меня, уставилась в тарелку и явно задумалась о чем-то своем. Сдержана она или, наоборот, слишком непосредственна? Этого я не мог решить. Ее хрупкое, но твердо очерченное лицо с широким гладким лбом и чуть впалыми висками казалось замкнутым, и все же легкая игра теней и живая мимика выдавали то, что скрывали глаза и сомкнутые губы. В честь нашего появления она сменила гребень в волосах на бархатную ленту, а на шею надела медальон на тонкой золотой цепочке. Наш визит был для Стеллы волнующим событием, а продажа принадлежавшего ей дома — событием чрезвычайным. Если бы ей позволяло воспитание, она забросала бы нас вопросами. Но вместо этого Стелла прикрыла глаза, словно старалась поймать какое-то ускользавшее от нее воспоминание. И вдруг широко открыла их, воскликнув:

— Памела Фицджералд!

— Стелла! — В голосе старика прозвучало изумление.

Под пристальным холодным взглядом капитана девушка побелела, глаза ее наполнились слезами, дыхание перехватило, она не могла выдавить из себя ни слова. Памела улыбнулась.

— Капитан не знает о моей знаменитой прародительнице, — сказала она и повернулась к хозяину дома. — Говорят, она была дочерью герцога Орлеанского, — стала объяснять Памела. — И настоящей красоткой. Она вышла замуж за лорда Эдварда Фицджералда, который в девяносто восьмом году возглавил ирландское восстание. Подозреваю, что на самом деле она вовсе не была мне родственницей, но рада, что меня назвали в ее честь. Ее жизнь полна героизма и так романтична!

— Боюсь, — сухо ответил капитан, — я не слишком хорошо знаком с историей ирландских мятежей.

Но Памелу, если уж она оседлала своего ирландского конька, не так-то легко унять. Пока я старался развлечь нашего хозяина всякими журналистскими баснями, она стала рассказывать Стелле, как совсем недавно призрак той Памелы видели среди бела дня в ее старом доме близ Дублина — во время какого-то приема в саду.

Стелла не сводила с моей сестры завороженных глаз.

— И меня это ничуть не удивляет, — продолжала Памела, — я уверена, что если привидения и правда появляются, то, скорее всего, в местах, которые они любили. Вот почему мне кажется, что бояться их глупо.

Она произнесла эти слова совершенно беззаботно, но действие их было неожиданным — Стелла бросила есть, и, словно с плеч ее свалилась какая-то тяжесть, обратила к ней лицо, горящее восхищением:

— Вы действительно так думаете? — выдохнула она. — Вы и правда верите…

Ее дед взглянул на Памелу так возмущенно, что от негодования меня бросило в жар.

— Ну, нельзя же, — сказал он, и в голосе его послышалось презрение, — нельзя же всерьез придерживаться таких взглядов! С какой, право, безответственностью, с каким безрассудным легкомыслием некоторые люди позволяют себе говорить о подобных вещах!

Памела посмотрела на него. Уж не собирается ли она ответить ему какой-нибудь колкостью? Но нет. Она сказала медленно и задумчиво: