Убей, если предам

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ах, да, — понимающе произнёс Никита.

— Как там Влад?

— Его жизни ничего не угрожает.

— То есть? — замерев, спросила я. — Шимов что, ещё в больнице?

— Говорят, через пару дней выпишут, — поспешил успокоить меня Никита. — Мне сказать, что ты звонила?

С ответом я помедлила.

— А можно…можно мне его навестить?

Кольцов тоже помедлил.

— Я узнаю.

По тону я поняла, что Кольцов собирается узнавать не у врачей, а у самого Шимова.

Судья сегодня была не в духе. Впрочем, не одна она. Сегодня слушалось дело о внуке, убившем своего родного дедушку за пенсию.

Молодой парень, довольно приятной с виду наружности, казалось, до сих пор не понимал, в чём его вина. Ему, видите ли, нужны были деньги, а вредный дед отказывался поделиться пенсией.

Поймав взгляд Евсеева, я поняла, что адвокат еле сдерживается, подчиняясь рамкам профессиональной этики.

После таких дел устаёшь страшно. Я знала, что Матюшин — прокурор — пойдет домой, где его ждут жена, три дочки и вкусный ужин, Нина Ивановна поедет на дачу и будет весь вечер сидеть возле печки с мужем и котом Тимкой, а Евсеев отправится в свой офис любоваться оригиналом Мантисса. Для него веру в прекрасное человечество возвращало изобразительное искусство. Саша Евсеев терпеть не мог ни театра, ни оперы. А вот в картинах он разбирался. Было дело, однажды мы случайно встретились в Москве, и Евсеев устроил фантастическую экскурсию по Третьяковке.

Вернувшись во время перерыва в приёмную, я заметила на мобильном два пропущенных звонка с высвеченным номером Кольцова. Я нажала кнопку вызова.

Никита снял трубку практически мгновенно.

— Я пытался тебе дозвониться.

— Извини, я была на процессе.

— Я так и понял. — Никита откашлялся. — Я спросил Влада насчёт тебя.

— И?