Наследственность по линии матери и отца не отягощена. Больная является единственным ребенком в семье. <…> Отец оставил семью, когда больной было 10 лет. В последующем жила с матерью и младшей сестрой. По словам больной, конфликтов с родными у нее не было, хотя отмечает, что мать излишне строго опекала ее до поступления в университет. Отца больше не видела. В 7 лет больная пошла в школу. Училась средне, без троек. С одноклассниками контактировала адекватно, в школе у больной было много подруг. После окончания общеобразовательной школы поступила в университет, в настоящее время — студентка 5 курса. В университете больная не принимала участие в шумных вечеринках, общению с сокурсниками предпочитала чтение в библиотеке. <…> Больная не замужем, детей не имеет, беременна не была. Курит, алкоголь употребляет периодически.
Начало заболевания больная связывает с разрывом с любимым человеком. В возрасте 19 лет у больной была непродолжительная любовная связь, после окончания которой (2002 год) она стала отмечать приступы неконтролируемой тоски, агрессии, желание причинять боль себе и другим живым существам, нарушения сна. Попыток самоубийства не было, однако больная неоднократно резала кожу на внешней стороне руки. Впервые к врачу ее заставила обратиться мать (сентябрь 2002). После курса лечения (амитриптилин, сонапакс, галоперидол) у больной наблюдалось значительное улучшение состояния: ушла тревога, уменьшились случаи проявления агрессии. Ремиссия длилась около 7 месяцев. Затем, со слов матери, пациентка сначала стала злоупотреблять назначенными препаратами, а затем — принимать наркотические вещества неизвестного происхождения. Больная все отрицает. Однако, состояние резко ухудшилось, больная впервые испытала галлюцинаторные переживания: ей казалось, что к ней приходил ее бывший возлюбленный и пытался ее задушить. Больная отмечает, что иногда видела его, совершенно четко, когда возвращалась домой в темноте. Иногда ей казалось, что она может «читать» его мысли, хотя случаев собственно слуховых галлюцинаций больная не припоминает. С этого момента появились навязчивые сны, в которых пациентка пыталась убить преследовавшего ее возлюбленного.
Последняя госпитализация была в июле 2003 года. После выписки отмечает заметное улучшение, медикаменты принимала под надзором матери, регулярно, строго назначенную дозу. Состояние ухудшилось около 2,5 месяцев назад <…>».
От всего прочитанного волосы у меня стали дыбом — и это не просто фигура речи. Далее следовало описание сознания, восприятия, памяти больной Жилиной Е.В. - и вы бы, как и я, никогда не заподозрили, что с ней что-то не так, судя по этим словам: «Пациентка в состоянии решать мыслительные задачи, речь ее правильная, не путаная, выводы логичные, суждения правильные, т. е. мышление не фрагментарное». Как с таким прошлым ее взяли работать в университет? Как она смогла это все скрыть?! Как она, сумасшедшая наркоманка, может работать и казаться такой невинной и вменяемой? Почему же за ней перестала следить мать, почему позволила ей жить одной сейчас? Скорее всего, Елена просто перестала обращаться к врачу, когда ее что-то беспокоит, и уверила маму, что с ней все в порядке. И теперь, как только наступает вечер и ее начинает снедать тоска, наша эстетичка «закидывается» таблеткой ЛСД или чем покрепче, и чешет на «свидание» со своим мнимым возлюбленным. И там уже — кто попался, того и прикончила. Катарсис, ощущение свободы. И вроде бы все во сне было, вроде и не она! А утром — снова обычная женщина, разве что с налетом тоски в глазах. Может быть такое? Еще как. Многие художники балуются галлюциногенами и при этом выглядят вполне адекватно долгие годы, а некоторые еще и шедевры умудряются создавать…
Я вздохнула и спрятала в сумку файл с ксерокопией истории болезни, которую Алиса, как я и надеялась, выкупила у Галочки.
— Я ничего не понимаю, — раздражённо заявила Светка, всем своим видом требуя объяснений. — Алиса прибежала, бросила в меня бумажки, наорала и ушла.
— Что она орала? — безразлично спросила я.
— Что она догадывалась, но это все равно не доказательство, и что ментам показывать нельзя. Она ведь думала, судя по цене, что ты нашла неопровержимое что-то. Так что там, в документах? Ты пришла буквально через пару минут после нее. Я так и не посмотрела…
Я покачала головой, толком не понимая, что именно хотела передать этим жестом. Н-да, теперь-то я точно знаю, что случилось с Валерой, Стасом, Женей и, наверное, Ольгой, но Алиса права: показывать этот документ Воробьеву никак нельзя. Даже если я просто заикнусь о том, что видела и знакома с историей болезни Елены Владимировны, это тут же вызовет подозрения о способе, которым я получила доступ к врачебной тайне. А за дачу взятки, насколько я помню, у нас нехило наказывают.
Следовательно, у меня снова нет почти никаких доказательств. И я вовсе не супермен, который сможет остановить маньяка одним щелчком пальца.
Я тяжко вздохнула и опустила голову. Но если к Стасу действительно приходила некая странная девушка, и эта незнакомка — Елена, то времени у меня почти нет. Либо я остановлю ее, либо она убьет его.
Я подняла трубку таксофона. Да, такие в нашем городе еще остались, но буквально пару штук. Например, к этому пришлось ехать на троллейбусе двадцать минут! Задание передо мной стояло в высшей степени забавное, если бы не касалось реальных человеческих жизней. Глубоко вздохнула, прижала платок к микрофону трубки, и набрала номер милиции.
— Дежурная часть. Лейтенант Жученко слушает.
— У меня есть важная информация, — тихо начала я, максимально коверкая собственный голос. — Вы готовы записать?
— Послушайте, девушка. Это номер экстренного вызова. Баловаться тут не рекомендуется — это наказуемо! — строго заявил дежурный.
— У нас в городе произошла серия убийств, — продолжала я. — Сейчас назову имена убитых. У меня есть информация о предполагаемом убийце.
Лейтенант зашелестел бумагой.
— Вы кто такая? Назовите себя!
— Ваше дело — передать эту информацию следователю, который вел расследования, — механическим голосом продолжила я, замирая от страха. — Вы меня хорошо слышите?