Палач. Костер правосудия

22
18
20
22
24
26
28
30

Наконец его слуха достиг шелест одежд и шепот, на который ответил зычный голос монсеньора де Валуа:

– Да впусти же его! Ты что, ждешь, чтобы я сам открыл дверь?

Привратник тотчас же замолчал и выполнил приказание.

Прошло еще несколько минут, а затем послышался знакомый голос мессира д’Эстревера, который раболепно поприветствовал королевского брата.

– Ну что, мой дорогой бальи шпаги? Говори же, я страстно хочу услышать утешительные новости.

– Скончался еще один несчастный малыш, расставшись с жизнью тем же ужасающим способом. Это произошло в Ножан-ле-Ротру. Ги де Тре и его люди не смогли напасть на след преступника.

– Превосходно. Их нерадение уже становится очевидным. А их… соучастие?

– Мы над этим упорно работаем, монсеньор. Если б я осмелился, со всем моим почтением…

– Ну давайте, осмеливайтесь!

– Я бы позволил себе смиренно посоветовать вам… Если мадам Констанс де Госбер, матушка абатства Клэре, могла бы снова продемонстрировать живейшее негодование по поводу того, что Ги де Тре так и не сумел арестовать этого гнусного мучителя невинных детей, его сопричастность этому делу станет в глазах вашего брата короля более чем очевидной. К примеру, в качестве подстрекателя. Мадам ваша супруга является ее лучшей подругой, не так ли?

– Прекрасная мысль, мой бальи шпаги, просто прекрасная!

– Со всем моим почтением и несмотря на известную всем проницательность мадам Екатерины де Куртенэ, вашей супруги, я позволю себе напомнить, что мадам де Госбер известна своим тонким умом, замечательной набожностью и… скажем так, очень живым характером, не считая свободу языка, на которую дают право ее титул, состояние и общественное положение, которое она прекрасно осознает.

Осторожные слова бальи шпаги были встречены грубым смешком.

– Ну да, вижу: напористая воображала. Не то чтобы это удивляло меня в своей душеньке-супруге! Если обойтись без ваших словесных вывертов, то следует действовать с особой осторожностью, иначе она очень обидится, узнав, что ее используют, – произнес Карл де Валуа.

Должно быть, Аделин д’Эстревер получил разрешение удалиться в виде насмешливого жеста или улыбки. Во всяком случае, Эмиль Шапп ничего не слышал. Почти ничего не поняв из разговора, он молил небеса, чтобы все закончилось как можно скорее, дабы он смог записать каждое слово и особенно справить естественную надобность, с каждой минутой делающуюся все более и более настоятельной и вытесняющей все остальные желания.

– А что вы скажете о человеке, который расследует это зловещее дело, даже не зная, что работает на меня? Кто он? – поинтересовался монсеньор де Валуа.

– Просто отборный работник, который к тому же ничего нам не стоит. Исполнитель Высоких Деяний Мортаня… забыл, как его зовут. Он предложил свою помощь вашему помощнику бальи Тизану в обмен на возможность просматривать тетради записей с судебных процессов. Тизан заявляет, что он умен, хитер и, что примечательно, не лишен определенной сентиментальности.

– Добрый палач… ну вы и сказанули! – прыснул от смеха Карл де Валуа. – Напоминаю вам, Эстревер, что поиски настоящего убийцы детей не так важны.

– Если б я мог позволить себе высказаться… нам все же следует раскрыть это дело, чтобы убийства прекратились… разумеется, тогда, когда мы получим желаемое.

– А затем тотчас же устранить убийцу, чтобы это не возобновилось. Подобное могло бы навлечь подозрение на… подлинность того преступника, который уже найден. И где только был мой разум? Мой друг, вы более чем правы.