– Полуфинал – завтра, в это же время! – улыбаясь, обращается к нам по-английски распорядительница. Ну что – мы можем уходить?
Едва оказавшись в раздевалке, я теряю всякое желание устраивать Майклу выволочку. Наверное, он думал, что делает мне услугу, извещая Махмуда о неприятности в аэропорту. А главное – на меня наваливается усталость, апатия. Мы выступили, и до завтра я ничего не обязана делать. Скорее бы в гостиницу. Лягу в постель и буду лечиться, я ведь болею.
Майкл смотрит озабоченно мне в лицо:
– Анна, ты плохо себя чувствуешь?
– Да… Поедем, скорее…
Вот мы и входим в гостиницу. На пороге – улыбающаяся Розалинда:
– Вы замечательно выступили, Майкл, Анна! Поздравляю вас! Если так же сумеете и завтра, мы сможем претендовать на призовое место!
Я уныло киваю ей, и Майкл заботливо ведёт меня к лифту. Не надо мне никаких призовых мест… А впрочем, это сейчас. К вечеру, может, стану рассуждать иначе. Ведь моя месть только началась.
– Развяжи меня! Пожалуйста! У меня руки затекли!
Я не хотела просить об этом своего похитителя, но сил больше нет терпеть, играть в гордость. Вован наклоняется ко мне и ухмыляется:
– Ты правда хочешь, чтобы я тебя развязал?
– Да! Пожалуйста!
Он дотрагивается до моего запястья и вдруг спрашивает:
– Если я тебя развяжу – поцелуешь?
Я молчу. Просто не знаю, что ответить. Обманывать не хочется. Вован вздыхает и развязывает мне руки:
– Ты гордая, Люба. Другая бы согласилась на многое, только чтоб я её не убил.
Я пытаюсь сделать движение рукой и вскрикиваю от боли: словно тысячи игл впиваются между локтем и кистью. Кисти моих рук посинели, я их еле чувствую. Только боль. Вован вынимает из кармана наручники, сковывает мне запястья и целует пальцы. Я не чувствую прикосновения его губ – руки онемели.
– Какие красивые у тебя руки, Люба!
– Были бы ещё красивее, если бы ты их не связал. По крайней мере, не такие синие.
– Прости, Люба. Больше никогда не буду связывать тебя.