– А вы – к американской и исламистской! За что ваша страна воевала в Югославии?
– Там был геноцид!
– После того, как туда вошли ваши войска! Вы позволили исламистам убивать мирных сербов, женщин и детей, и торговать их органами!
– Мадам, на войне невозможно обойтись без жертв!
– То есть вы признаёте, что война там началась из-за прихода вашей армии?
В вагоне воцарилось напряжённое молчание. Я поняла, что высказалась не вполне логично, но на удивление убедительно. Впрочем, ясно же, что они со мной всё равно не согласятся.
– Президента Милошевича осудили в Гааге!
– Что, простите? Может, скажете, какой приговор ему вынесли? – со смесью ехидства и ярости в голосе отпарировала я.
– Милошевич умер в тюрьме, – негромко изрекла старушенция, ни к кому не обращаясь. Старик закашлялся, а затем озадаченно произнёс:
– Вот именно! А то бы его осудили!
– Мадам, вернёмся к нашим баранам, – вступил в разговор третий пассажир, лет сорока, в чёрном пальто и шляпе, которая вряд ли защищала от мороза. – Вам объяснили, что вы не должны были бить детей. Вот и всё.
– А я уже сказала, что если сейчас в вагон войдут такие же «дети» и начнут грабить и избивать вас всех, я и пальцем не пошевелю, – ледяным голосом ответила я. – В конце концов, я и не обязана. Тут предостаточно мужчин, которые намочили штаны при виде хулиганов, а теперь пытаются доказать свою смелость, нападая на слабую женщину.
Снова воцарилась пауза. Я даже подумала, что разговор исчерпан.
– Зачем вы так, мадам? – недовольно пробормотала старушенция. – На вас никто не нападает.
– О, да, вы меня так благодарите за то, что я вас защитила! Ваши предки отблагодарили Жанну Дарк совсем иначе, костром, так что прогресс налицо! – пустила я ядовитую стрелу.
– Её признали святой, – негромко произнёс сорокалетний мужчина, то ли возражая мне, то ли просто так.
– Надеюсь, меня святой не признают. Мне это ни к чему. Я предпочитаю просто жить нормально и спокойно. Впрочем, и Жанна предпочитала.
– Однако она разжигала войну! – негромко, но патетически заметила старушенция.
– Да будет мир! – изрекла я. – И пусть хулиганы и убийцы делают с вами что хотят!
На этом беседа завершилась. Весь оставшийся путь до Брюсселя мы проехали в гробовом молчании.