Когда Престон удаляется, я интересуюсь у Ваданта:
— Как скоро у вас будут готовы документы?
Тот ерзает:
— К шести…
— Через час! — Есть люди, с которыми, как с Вадантом, просто нельзя разговаривать мягко, которым нельзя попустительствовать. Разреши я ему принести документы к восьми прямо к машине, он бы и туда опоздал. Но стоит потребовать командным тоном, как человечек вмиг становится покладистым. Промокнув большущим платком пот со лба и проплешины на темени, он согласно кивает:
— Я постараюсь.
Я вдруг понимаю, что даже не знаю, где его найти, если вдруг исчезнет, а потому бодро предлагаю:
— Я с вами. Заодно познакомлюсь с бухгалтерией кинопроизводства.
Вадант явно удивлен, но не спорит.
Ему хватает часа, нужно лишь отобрать файлы и распечатать их.
Пока Вадант возится с принтером, я пытаюсь вспомнить что-то, что ускользало по поводу финансов Сатри. Вспоминаю:
— Вы говорите о безумных долгах Сатри, но ведь он получил десять миллионов фунтов стерлингов. Это огромная сумма, неужели долги были больше?
От меня не укрылось, что Вадант чуть вздрогнул при упоминании о десяти миллионах.
— Откуда у вас такая информация?
— Это не важно. — Так я тебе и рассказала об откровениях перепуганного Томаса Уитни!
Вадант вдруг вскидывает на меня глаза, в которых совсем нет приниженного ожидания пинка, только настороженное внимание. Но взгляд тут же скользит вниз, а сам бухгалтер частит полушепотом:
— Если эти деньги и были, то Сатри их сразу же отдал кому-то другому.
— Так были или нет?
Я не могу понять, не почудилась ли мне смена выражения его глаз?
— Были, но… — Вадант сокрушенно разводит пухлыми ручками. — Только не спрашивайте меня, кому Сатри отдал кейс с теми деньгами, я не знаю! Он был должен страшным людям. Да, очень страшным… Такие ни с чьей жизнью не считаются.