Сон, ставший жизнью

22
18
20
22
24
26
28
30

Иссиня-чёрные облака практически полностью закрыли голубое небо. Внезапно на улице потемнело. Грозовые тучи мерно разрезали яркие полоски надвигающейся грозы. Вслед за этим не заставил себя ждать и гром, победоносно накатываясь на деревню.

Ведьма опрокинула Степана на спину и вцепилась костлявыми пальцами ему в горло. Крест отлетел в сторону, не удержавшись в руках моего друга. Степан пытался скинуть с себя настырную ведьму, но та, похоже, приобрела на том свете уйму сил, не уступая ни в чём далеко не слабому парню. Левая рука его шарила по сухой земле в поисках утраченного креста.

Перебороть страх… Надо помочь ему, иначе прямо сейчас я останусь без друга, а потом и без жизни, ведь вряд ли старуха остановится только на Степане. Но, как известно, между словом и делом большая пропасть. Ноги не слушались, а по спине то и дело прокатывались ровной шеренгой мурашки. Отче наш… Первый шаг получился каким-то неуверенным и довольно мелким. Дай мне силы… Второй шаг дался с большей лёгкостью.

Ведьма постепенно сдавливала горло моего друга сильнее, от чего он хрипел и пускал пену изо рта, но не мог ничего предпринять. Я, бросая настороженный взгляд на старуху Анну и читая про себя строки всем известной молитвы, подхватил крест с земли и осторожно подошёл к ней. Старое и костлявое тело изгибалось дугой, уворачиваясь от мощных рук Степана. Её мышцы растягивались до немыслимых пределов, несвойственных обычному человеку. Тем более в таком возрасте.

Перебороть страх… У каждого свои методы. К тому же они зависят от конкретной ситуации. Иногда достаточно просто пересилить себя. Сказать парочку «ласковых» слов или отвесить самому себе мысленную или не только пощечину. Иногда потребуется ещё и перевести своё внимание на что-то нейтральное. Страх можно загнать в угол, главное, не позволять ему вырываться оттуда. Пусть рычит бешеной собакой, но держится на расстоянии… А иногда, как сейчас, в ход идут сразу все возможные методы: и перечисленные мной, и те, которые первыми спонтанно придут на ум.

Старуха Анна вскользь задела шею Степана острыми, давно нестриженными когтями, и на кадыке, который почему-то тут же резко задвигался вверх и вниз, образовалась тонкая красная полоска. Мой взгляд ненароком упал на ноги ведьмы… Вместо них передо мной тускло сверкали серо-белым цветом две толстых и пока ещё прочных берцовых кости. Серебряный крест, будто живой, затрясся у меня в руках. Глаза Степана от натуги всё больше выкатывались вперёд, а ноздри раздувались до такой степени, что того и гляди лопнут.

Злая собака страха, загнанная в угол, превращается в крошечного щенка, который умеет только тявкать и путаться под ногами. Тебя не существует, ты лишь эмоция, искра, которая живёт в нашем мозге и распространяется по всему телу тогда, когда мы сами даем тебе волю…

Всё ещё плохо слушавшиеся меня руки с опаской поднимали хрупкий крест всё выше и выше. Сказать и сделать… Какая пропасть между двумя этими словами! Не в пример больше, чем между любовью и ненавистью… Даже между дружбой и любовью… Пропасть, в которую сорвалось множество людей. Людей, которые так и не смогли осознать, что у любой пропасти есть своё дно. Что, долетев до него, обязательно можно выкарабкаться, если найти в себе силы и уверенность. Вгрызаться в гранитные стены, но ползти выше и выше, ориентируясь на слабый свет, мерцающий где-то высоко над головой. Ползти сантиметр за сантиметром…

Степан всё слабее сопротивлялся неистовым атакам старухи Анны. Мои руки застыли над головой ведьмы…

«Убей-убей!!!» – призывным набатом стучало у меня в висках. И этому приказу трудно было не подчиниться. Остановись! Нельзя переступать такой рубеж. Ломать грань между страхом и вседозволенностью… Это опасный рубеж. Из-за него уже очень трудно вернуться. Вернуться прежним собой. Он может стать ловушкой и неверным решением…

Но крест неумолимо полетел вниз, разрывая на своем пути в клочья воздух, сухо трещавший от натуги. Мысли боязливо бросились в разные стороны, испугавшись выбранного варианта действия. В глазах осталось лишь одно: спина извивающейся на моём друге старухи…

– Умри-умри! – выдохнул я, ударяя крестом мягкую и податливую спину врага.

Ведьма от неожиданности вскинула руки вверх, отпуская на мгновение шею моего друга. Степан медлить не стал. Прокашлявшись, он изловчился и ударил коленом старуху в низ живота. Анна, словно кукла, отлетела в сторону. Степан, хрипя и бранясь через слово, поднялся на ноги, потирая шею. Ведьма, издавая нечеловеческий вой, заюлила по земле, стараясь то ухватить меня за щиколотки, то, изгибаясь, пыталась вытащить крест, застрявший в спине. Тощие закорючки пальцев скребли по одежде, разрывая старую материю, но так и не дотягивались до серебряного креста. В образовавшихся прорехах на одежде виднелась бледно-мёртвая кожа, по которой в разные стороны разбегались толстые дорожки странной тёмно-фиолетовой паутины.

Степан, всё ещё массируя пережатую сухими пальцами шею, неуверенным шагом подошёл ко мне и, схватив за локоть, начал оттаскивать прочь от ведьмы. Старуха Анна больше не извивалась в яростном припадке, всё её внимание сконцентрировалось на серебряном кресте. В мутных глазах ведьмы, помимо кромешной пустоты и обволакивающей безысходности, появилось что-то ещё… Недоумение, что ли. Она перестала выть, склонила голову набок, точно собака, и… резким движением снизу-вверх пробила левой пятернёй грудную клетку, выталкивая крест из своего тела. Знак распятия пробкой вылетел из спины старухи. Степан чудом успел поймать его ещё в полёте. Я и глазом моргнуть не успел, как следом его нога врезалась в лицо Анне, опрокидывая её навзничь. Хотя ещё быстрее в сторону полетела нижняя челюсть покойной ведьмы.

– Бежим! – проорал Степан, подкрепляя свой крик увесистым тычком в мою спину.

Дважды упрашивать себя я не стал. Разбираться в том, умерла ведьма окончательно или всего лишь застыла, восстанавливая часть утраченных сил после извлечения серебряного креста из тела, как-то не очень хотелось. Поэтому мы оба опрометью бросились вперёд, совсем не понимая, куда бежать. Главное – подальше от этого проклятого места. Подальше от чёрной колдуньи, непостижимым образом восставшей из своей могилы.

Обожжённая нога с перепугу совсем перестала болеть. Будто весь страх в образе злой собаки, который я так неистово пытался загнать в несуществующий угол, забился именно в то место, в которое укусила змея, уравновесив собой боль.

Чёрные тучи с надвигающейся грозой бесследно пропали, зато вернулись те звуки, которые врывались в мои уши по мере приближения к колодцу. Правда, всё слышалось куда громче, чем в первый раз. Куры кудахтали так ожесточенно, будто невидимый хозяин прямо сейчас пытался отправить их на суп живьем. Во дворах прыгали несуществующие собаки, гремя невидимыми железными цепями. Тысячи стальных звеньев глухо брякали о деревянные будки, в самом деле стоявшие во всех дворах деревенских участков. Желтая пыль без причины мощными вихрями вздымалась на маленьких лужайках за заборами. Лай разносился вокруг несмолкающим грозным эхом и нещадно давил на барабанные перепонки, норовя разорвать их.

Дом, другой, слева, справа… Мы бежали, не останавливаясь и никуда не сворачивая. К чёрту! Всё это бред! Я снова сплю, и всё вокруг – лишь мои ночные фантазии. Скоро я проснусь… Скоро… Но ночь, если это всё же была она, никак не хотела меня отпускать.

– К знахарке надо! – глухо выдавил из себя Степан, борясь с напавшей одышкой после утомительной пробежки. – К ведунье нашей. Слыхал о ней, – Степан не спрашивал, он говорил утвердительно примерно с таким подтекстом: «Ты непременно знаешь о ней. Мы сейчас же отправимся туда, и она снимет с тебя сглаз. А заодно и с меня. И всё это прекратится. Иначе и быть не может. И не смей мне перечить».