Фил медленно отошел от ограждения и сел на передний бампер какого-то грузовика.
– Я не хочу давать интервью. Мне нужно дня два отоспаться. – Он свесил голову и закрыл глаза. – У меня жутко болят ноги и спина. Меня тошнит. Моя машина погибла. Хочу есть. Хочу домой поехать, но у меня нет ни одежды, ни обуви, ни бумажника.
– Если бы вы только смогли рассказать мне, как вас арестовали, а потом – как вас освободили... Эй? Вы что, заснули? Фил поднял голову.
– Слушайте. Вы, ребята, с этого вертолета, да?
– Да. Мы называем его телелетом.
– Вот что скажу. Я дам вам интервью – основательное или любое другое, если окажете одну услугу.
– Какого рода услугу?
– Видите вот эту штуку, торчащую вверх из грязи, словно самая высокая в мире силосная башня? Это заборный вентиляционный канал. Высота двести пятьдесят метров. Мои обувь, часы, одежда и бумажник лежат там этакой аккуратненькой маленькой стопочкой.
Репортер пристально посмотрел на него.
– На верху вот этой башни? А как же они попали туда?
– Эту тему разовьем во время интервью. Я хочу также, чтоб меня довезли до какого-нибудь телефона. Позвоню в Санта-Монику и попрошу некую особу о встрече, причем имя этой особы также обнародуется во время интервью.
– Мистер Крамер, не знаю, шутите ли вы, но точно знаю, что не смогу взять вас в телелет. Только экипаж. Никаких посторонних ни при каких условиях. Могу лишиться работы.
Фил пожал плечами.
– Ладно. Дам это интервью кому-нибудь другому. Почему бы, к примеру, не седьмому каналу? Вижу вон там ребят с семерками на куртках.
Репортер негромко выругался и показал Филу на вертолет.
– Залезай, – предложил он.
Он позвонил Джанет из будочки в Чико. Фил сидел на тротуаре, плечом удерживая створчатую дверь открытой. Группа телевизионных и газетных репортеров поджидала поблизости, стремясь поскорее продолжить интервьюировать.
– Это ты, Фил? – Джанет ответила прежде, чем отзвучал первый звонок. – Я так рада слышать твой голос! Я видела тебя по телевизору несколько минут назад, и ты выглядел... ну... измученным.
– Вероятно, это потому, что я измучен. Чувствую себя выжатой и брошенной в угол половой тряпкой. Все, чего хочу, – это рухнуть в постель. Предпочтительно в твою. Господи, Джанет, то, через что я прошел за последние сутки, было... Не могу подыскать слов. Сказал бы так: не думаю, что когда-либо снова смогу улыбаться.
– Я заставлю тебя улыбаться... своими волшебными пальцами.