Она долго молчала.
– Да. Но учти, пальцем не пошевельну в твою защиту.
– Я и не надеялся.
– Где это будет?
Я дал ей адрес и собирался повесить трубку, но спохватился. Меня ужаснуло, как портятся наши отношения.
– Значит, увидимся? – произнес я напоследок.
– Увидимся, – ответила она сердито.
– Подожди, Киз, – вдруг вспомнил я, – не могла бы ты захватить оригинал списка номеров?
– Каких еще номеров? – буркнула она.
Получив объяснение, она обещала посмотреть. Я рассыпался в благодарностях.
Я вышел на воздух. Выдернул из-под "дворника" извещение и кинул на заднее сиденье. Часы на приборной доске показывали семь. Жизнь в голливудских клубах начинается в десять, а то и позднее. Но мне не хотелось ехать домой и расслабляться. Я сидел, барабаня пальцами по рулю. Через несколько секунд начал выстукивать ритм одной из мелодий Квентина Маккинзи. Я сообразил, где проведу следующие несколько часов, и достал сотовый.
37
Шугэ Рей Макки сидел в кресле у себя в комнате "Великолепного возраста". Мягкая шляпа с плоской тульей свидетельствовала, что он собирается уходить. Он говорил мне, что надевает ее, когда отправляется послушать джаз. Глаза смотрели зорко как никогда.
– Вот будет забавно, – произнес он, а я подумал, что старик чересчур подолгу просиживает перед телевизором. – Надеюсь, там подобралась хорошая команда, – продолжил он. – Я не проверял.
– Не бойся, народ там свойский... Прежде чем идти, ты не дашь мне свою лупу, с которой ты смотришь телепрограмму?
– Дам, почему не дать? Зачем она тебе?
Он вытащил лупу из кармашка подлокотника кресла, а я достал последнюю страницу списка номеров. Подойдя к ночному столику, я включил лампу и, держа листок над абажуром, стал вглядываться в подпись Джослин Джонс сквозь увеличительное стекло.
– Что там у тебя, Гарри?
– Бьюсь над одним дельцем. И знаешь, что обнаружил: рука у подделывателя дрожала.
– У меня все тело дрожит!