Приманка

– И сокращаем его, – бормочет Фрэнк.

Но парочка на экране, кажется, будет целоваться вечно.

Глава двадцать четвертая

Кристиан читает лекцию в Maison Franchise,[10] неподалеку от Конюшен Вашингтона. Клэр появляется в полдень и спрашивает у скучающего швейцара, как его найти.

– Двенадцатая аудитория. Наверх и направо. – Швейцар смотрит на часы. – Он должен вот-вот закончить.

Клэр находит аудиторию. Дверь приоткрыта, изнутри доносится голос. Она заглядывает туда. В небольшой высокой комнате с дюжиной рядов сидений Кристиан стоит на кафедре. Готовясь к поездке, он надел темную тенниску и брюки цвета хаки.

Клэр тихонько садится в последнем ряду. Несколько студентов с любопытством бросают на нее взгляды, потом снова переносят внимание на Кристиана. Голос у Воглера, как обычно, мягкий, но таящаяся в Клэр актриса замечает, что его отчетливо слышно в дальних углах аудитории.

– Мы не можем надеяться понять Бодлера, – говорит Кристиан, – не уяснив, что нельзя судить о его взглядах, особенно на женщин, по меркам нашего времени. «Moi, je dis: la volupte unique et supreme de l"amour git dans la certitude de faire le mal» – «Я утверждаю, что высшее наслаждение сексом заключено в возможности зла». Для Бодлера женщины не просто личности, а идеализированные представительницы противоположного пола, символы совершенства, ставшего плотью, и невозможности быть совершенству в этом растленном мире чем-то большим, чем мимолетная иллюзия.

Увидев Клэр, он кивает ей с едва заметной улыбкой и произносит:

– Вот что Бодлер говорит в семьдесят первом стихотворении о своей любовнице:

Мозг из моих костей сосала чаровница, Как будто бы постель – уютная гробница; И потянулся я к любимой, но со мной Лежал раздувшийся бурдюк, в котором гной.[11]

Несколько студентов с усмешкой переглядываются. Один восторженно бормочет: «Во дает».

– Этот конфликт ясно виден как в жизни Бодлера, так и в его творчестве, – продолжает Кристиан, явно не замечая, какую реакцию вызвала приведенная цитата. – Возможно, вы помните знаменитое письмо с объявлением разрыва, отправленное Venus Blanche, где говорится… – Кристиан впервые обращается к своим записям, надев очки и сняв их по завершении цитаты. – «Пойми, дорогая, несколько дней назад ты была богиней: столь благородной и неприкосновенной. А теперь ты просто-напросто женщина… я испытываю ужас перед страстью, так как прекрасно знаю ужасы, в которые она может заманить меня своим искушением».

Клэр внезапно осознает то, чего не замечала раньше: Кристиан необычайно обаятельный актер. Он легко владеет аудиторией.

– Для Бодлера секс – не физическое вожделение, а метафизическая жажда. Не какая-то бездумная аэробика, а связь, пусть и преходящая, с жуткими, мрачными тайнами вселенной. Разумеется, как и все мистики, он обречен на разочарование. Достижение – героизм – заключено в попытке.

Еще до того, когда Воглер закончил, поднимается рука. Девушка с красным портативным компьютером, сидящая в первом ряду, запальчиво спрашивает:

– Вы говорите, Бодлер рассматривает женщин как сексуальный объект. Введя в программу этого поэта, не способствуете ли вы оправданию его взглядов?

Кристиан начинает разбирать этот вопрос любезно, методично. Студенты, поняв, что это конец лекции, закрывают портативные компьютеры и тихо поднимаются с мест.

Клэр ждет, пока Кристиан беседует с девушкой. В конце концов студентка уходит успокоенная, и Кристиан направляется к Клэр.

– Пошли, – говорит он. – Сумку взяла?

– Она внизу.