— А история с Волером, как уже было сказано, меня совершенно не колышет, — крикнул он в открытую дверь спальни.
— Как ты сам говоришь, это уже было сказано, — крикнула она в ответ. — Кроме того, он отстранен.
— Я знаю. Меня вызывали на допрос в Службу внутренней безопасности на предмет моего участия в деле Альфа Гуннеруда.
Она вернулась в спальню в джинсах и белой майке с короткими рукавами и остановилась перед ним. Харри поднял на нее взгляд.
— Имелось в виду, что я его отстранила, — сказала она.
— Что-о?
— Он распоследнее дерьмо. Но хоть ты и прав, это еще не значит, что ты можешь рассказывать об этом каждому встречному.
Харри склонил голову набок и прикрыл один глаз.
— Мне повторить? — спросила она.
— Да нет, — ответил он, — мне кажется, я все понял. А если не каждому встречному, а другу?
— Кофе? — Беате не успела повернуться в сторону кухни, как ее лицо залилось краской. Харри поднялся и последовал за ней. У столика на кухне стоял только один стул. На стене висело деревянное плаке, на котором розовыми буквами была выведена одна из «Речей Высокого»:
Прежде чем в дом войдешь, все входы ты осмотри, ты огляди, — ибо как знать, в этом жилище недругов нет ли.[77]
— Ракель вчера вечером навела меня на две мысли, — сообщил Харри и прислонился к кухонному столу. — По ее словам, история о двух братьях, влюбленных в одну женщину, — это сюжет классической трагедии. А еще она удивилась, как левше Анне удалось скопировать подпись Али, вернее, каких трудов ей это стоило.
— Ну и что? — Она высыпала мерную ложечку кофе в кофеварку.
— Тронн Гретте дал нам несколько школьных тетрадей Льва, чтобы сравнить его почерк с почерком самоубийцы. Ты не помнишь, по какому предмету?
— В общем-то нет, помню только, что тетради были его, — я проверила. — Она налила в кофеварку воды.
— По норвежскому, — сказал Харри.
— Очень может быть, — согласилась она и повернулась к нему.
— А я знаю точно, — заявил Харри. — Я только что от Жана Хуэ из криминалистической лаборатории.
— Графолог? Посреди ночи?