Не умирай в одиночку

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я слышу от тебя это уже полгода, – недовольно ответила она.

– Москва тоже не сразу строилась, – напомнил я и положил трубку.

День выдался какой-то дурацкий. Началось все еще утром, когда жене потребовалась мелочь на проезд, и она полезла за нею в мой кошелек. Я был в ванной и не видел этого. Когда я, пофыркивая после контрастного душа, вышел в кухню, в пепельнице догорала фотография. ЕЕ ФОТОГРАФИЯ!!!

Выражения, которыми меня наградила жена, в приличном месте не произносят. Самым безобидным было «похотливый кобель». Я внимал молча, глядя тяжелым мутным взглядом, как прекрасное лицо съеживается и покрывается пузырями, а потом исчезает в огне. Жена визжала минуты три, пока я не поднял на нее глаза. Атака захлебнулась сразу.

Si

– Ну-с, – обрадовано оскалился я, – что мы тут имеем?

Окружавшие меня лица отвечать не торопились, только зябко ежились и хмуро смотрели на вышестоящее начальство в лице дежурного следователя и прокурора города. Мало приятного, конечно, находиться на берегу подмерзающей речушки, откуда поддувает под куртки так, что мало не покажется. Да еще и в компании двух журналистов.

Нас, конечно, к трупу подпускать не хотели. Но получилось так, что нам уже было известно больше, чем всем следователям города, а делиться нарытой информацией за просто так, ни я, ни Шмель не хотели. Впрочем, информация состояла из догадок, о чем ментам не было известно.

– Чего молчим? – дружелюбно поинтересовался я, глядя на упакованную в пластиковый мешок покойницу. Покойница, естественно, не издала ни звука. Ковырявшиеся на берегу опера поглядывали в нашу сторону с плохо скрываемой злостью. Следователь сидел на пенечке и периодически замерзающей ручкой писал протокол. Ручка была плохая, гелевая, зробленная в дружественном Китае. Следователь писал и злился. Эксперт что-то бубнил ему под руку, заглядывая в протокол. Прокурор, в развевающемся черном пальто выглядел скверной пародией на Бэтмена, но наверняка сам себе касался значимым и внушительным. Никитка стоял около своего «Фольксвагена» и переминался с ноги на ногу. Вид у него был абсолютно околевший. Рядом с ним торчал как обмороженный пенек некий Кирилл Миронов, капитан милиции, и что-то тихо говорил Никитке. Тот кивал, и вроде как относился к беседе не серьезно. Но я со своего места видел, что из его нагрудного кармана торчит металлический язычок, которым там пристегнута милая штучка – миниатюрный цифровой диктофон.

Следователь прекратил писать и посмотрел на меня с отвращением. Я ответил ему самой радостной улыбкой, на какую только был способен. Получилось плохо. Губы замерзли и двигались как резиновые. С тяжелым вздохом следователь поднялся с места и подошел ко мне. Никита бросил на нас быстрый взгляд и технично передвинул свой хилый организм ближе к нам, незаметно и вполне грамотно. Миронов продолжал что-то бубнить ему.

– Александр… – обратился ко мне следователь.

– Игоревич, – услужливо подсказал я.

– …Игоревич. Что вам известно об этом деле?

Я достал из кармана сигареты, ловко закинул в рот одну, прикурил и выпустил красивое облачко, которое выражало всю степень моего презрения к следствию как таковому. Следователь злился и ждал. Никитка уловил замешательство и придвинулся еще ближе.

– Видите ли, любезный, – ехидно произнес я, – по моим данным, труп этой женщины является очередным звеном в той цепочке убийств, что творятся в вашей области.

– Из чего следует такой вывод? – злобно прервал меня следователь.

– Из логических умозаключений, навеянных криминальными сводками и моими агентурными данными, – вежливо ответил я. – И не спрашивайте меня о моих источниках информации, я все равно их вам не назову.

– Назовете, – злорадно предположил следователь, сразу переставший быть любезным. – Особенно, если вас привлекут за соучастие в убийстве.

Я рассмеялся и выпустил в воздух еще одно облачко. Шмель взирал на меня с гримасой неодобрения.

– Голубчик, да на каком основании? – осведомился я. – За догадки у нас в стране, кажется, пока не привлекают.

Следователь оглянулся на покойную и скривился.