— Спрошу. Если скажут. Лично я им ничего говорить не буду.
— А они знают, что вы с нами сотрудничаете?
— Боже упаси. Вот только новые идеи рождаются в моей голове после того, как я с Диком поговорю. Мы всю ночь просидели с этими бумагами как дуры, но так ничего и не поняли. Теперь я получу от вас консультации и вдруг стану умной.
— Вполне нормальный процесс. Оставаясь наедине с собой, человек становится более сконцентрированным и внимательным. На митингах и собраниях хорошие идеи не рождаются.
Метелкин поставил коробки на стол и начал вынимать из них пачки бумаг.
— Как же вы все это доволокли? И как вам удалось сделать столько копий?
— Ксерокс хороший. С автоподачей листов… В комнате появился Журавлев.
— Привет, командир. Девушка тебя заждалась. Тут надо разобраться в нескольких бумажках.
Увидев количество бумажек, Журавлев понял, что это надолго.
Он не ошибся. Они ходили обедать, устраивали перекуры, пили кофе, отлучались на ужин и в первом часу ночи закончили просмотр документов.
Журавлев отложил в сторону всего несколько бумажек, стоящих внимания, остальное превратилось в мусор.
— И ради этого столько трудов?
— Мал золотник, да дорог, — потягиваясь, сказал Журавлев.
— И что интересного ты нашел? — удивился Метелкин. — Я просматривал те же бумаги, но ничего не видел.
— Хорошо. Начнем с мелочевки. — Вадим взял лист бумаги. — Это записка от Валерия Богданова. Мы помним, что погибшие ребята дружили или поддерживали связь только с тремя бывшими сослуживцами. Майором Григорием Максимовым, бумаги которого мы разбираем. Майором Ильей Проскуриным. Он работает вместе с Максимовым. Его правая рука. И лейтенантом Валерием Богдановым. Этот парень откололся и теперь владеет авиаклубом за городом, обслуживая столичную элиту. Все трое присутствовали на похоронах. Максимов даже обещал помочь вдовам, узнав о непогашенных кредитах. Так вот. Записка написана новоиспеченным авиатором Максимову: «Денег я больше в ваш общак давать не буду. Не вижу реализации великих планов. Одна болтовня! На что вы тратите наши кровные, я только догадываюсь. Хватит ребят за носы водить. И больше не подсылай мне своих шестерок, бесполезно. Задумаешь натравить на меня серпуховских, то и им ноги переломаем. У меня своя команда есть, не хуже твоей.
Бывай здоров, Гриша!
Лейтенант Богданов».
Сверху стоит резолюция Максимова. Бледная. Очевидно, проставлена красным карандашом, и ксерокс ее плохо пропечатал. Читаю: «Илья, разберись с говнюком. Он мне надоел!»
Подпись Максимова. А Илья, как я понял, это Проскурин. Вот вам и сослуживцы, друзья навеки. В одних окопах воевали, а теперь врагами стали. Надо бы навестить Богданова. Выяснить, как парень поживает. А заодно узнать, кто такие серпуховские и чем они так страшны. Ведь инженера Ливенталя серпуховские вызывали на встречу, и живым его больше никто не видел.
— Я сама съезжу в авиаклуб, — как школьница подняла руку Катя. — Богданова я видела пару раз и знакома с ним. Он был у Бориса на дне рождении два года назад. Звал ребят к себе работать инструкторами по прыжкам с парашютом. Но клуб тогда еще не окреп и денег у него не было. А нам на жизнь с трудом хватало.