Вепрь

— Но откуда вы… — Всхлипывая и сморкаясь, она хотела спросить, откуда мне все известно.

— Из Москвы, — перебил я ее, поднимаясь. — Оттуда, куда вас никак не переведут. Там и своих неучей два института штампуют, практически не переставая. А переведут вас, товарищ Черенок, в женскую колонию усиленного питания. Коробочку я с собой заберу. Не возражаете?

Дама не способна была ни возражать, ни соглашаться. Она лишь затрясла двойным подбородком.

— С кем вы еще поддерживали интимную медицинскую связь? — осведомился я, заворачивая аппаратуру в полотенце, которое снял с крючка у раковины.

— Только с ним! — пискнула она.

Я даже не стал уточнять — с Паскевичем или с Белявским. Наверняка с Паскевичем.

— Рад, что вы так постоянны, — похвалил я ее за верность делу Белявского-Паскевича. — Не забудьте сохранить тайну. Сидите тихо, как мышка. Как мышка сидит?

Она опустилась на корточки, не в силах больше удерживаться на полных своих ногах, обтянутых колготками колера глины.

— Ну, не обязательно показывать. — Глянув на нее с отвращением, я вышел из кабинета.

Настя, ожидавшая меня в коридоре, сразу поднялась с дерматиновой скамеечки.

— Что это, Сережа? — спросила она в тревоге. — Я слышала чьи-то рыдания!

— Ты действительно хочешь знать? — Обняв любимую, я заглянул ей в глаза.

"Нет! — прочитал я в них. — Я хочу знать, что с нами троими все в порядке! И я не хочу знать, о чем ты так долго беседовал перед смертью с моим… С тем человеком! И наплевать мне на рекомендации Черенок! Я тебе верю! Только тебе!"

— Все в порядке, родная. — Я взял ее под руку и повел по коридору.

Лесничий курил, прислонившись к мотоциклу. При виде свертка в моих руках на его лице отразилось смятение.

— Что это? — Он бросил окурок в лужу и шагнул нам навстречу.

— Тостер, — сообщил я. — Докторша прописала Анастасии Андреевне жареные гренки.

— Зачем? — У Фили отвисла челюсть, а Настя разразилась безудержным смехом.

— Хлеб — всему голова, — ответил я туманно. Обратный путь Настя все так же категорически отказалась проделывать в люльке.

— Мне такая коляска не по душе, — объявила она, усаживаясь за Филимоном и обхватывая его мощный торс. — Мне по душе коляска с поднимающимся верхом и ручкой для катания. Цвет желательно вишневый.