Дорога

Бум, бум! Проще простого — старик наклонился над своей женой, повернувшись спиной к ручью, словно приглашая к нападению. Словно существо из грязи никогда не появлялось.

Старуха тоже не доставила ему хлопот. Несколько быстрых ударов ножом — и дело сделано. Потом снова камень, просто для большей уверенности. Но он торопился, постоянно оглядывался назад, пытаясь обнаружить малейший признак движения в болоте. Возможно, по этой причине он не так тщательно выполнил свою работу, как следовало бы. Возможно, он не довёл дело до конца.

Правда, ему так не казалось. Было больше похоже на то, что эти слабые, доносимые ветром голоса не принадлежали реальности. Может быть, Грейс вновь пыталась проникнуть в его голову. Она явно приближалась к нему. Неужели она считает, что он беззащитен? Ему пришлось оставить ружьё, но у него есть нож. Нож, который до сих пор крепился на его ноге. Он не был глуп. Он был осторожен — очень осторожен. В этом заключалось его спасение. Она пыталась нагнать на него панику в том ручье, но у неё ничего не вышло. По крайней мере, он не потерял способности разумно мыслить.

Он даже подумал о том, чтобы оттащить тела в грязь. Машина почти исчезла. Почему бы и телам не исчезнуть? Проблема была в том, что он хотел быстрее уйти оттуда. Тот городской хлыщ и его шлюха — вдруг они сбежали за это время? Было жизненно важно догнать их. Избавиться от них.

Кроме того, всё равно никто не обнаружит тела. Эта девка попала в самую точку. Каким-то образом она это почувствовала; она сформулировала его мысли ещё до того, как они обрели чёткость. Что, если мы никогда не сможем выбраться отсюда? Так она сказала. Что, если мы никогда не сможем выбраться отсюда? Что мы тогда будем делать? Жить, как аборигены?

Эти слова поразили его, как удар молнии, на мгновение ослепив его. Боже, он всё это видел! Длинная череда дней, уменьшение запасов продовольствия, бесплодные попытки дать сигнал бедствия, поиски воды, неудачная охота на кенгуру. Дети будут получать лучшую часть всей еды; будет отправлена спасательная экспедиция, в которой примут участие сильные и выносливые мужчины, такие, как он сам, а в это время Грейс будет искать его, чтобы прижать к стене, будет мучить его, и, в конце концов, он умрёт от голода. Или он съест их всех, одного за другим? Но у него ничего не выйдет. Они не смогут долго храниться. Только если мясо высушить, но он не знал, как это делать.

Но он до сих пор сохранял контроль над ситуацией. Он понимал, что должен действовать первым, должен опередить их. Если он воспользуется их замешательством и потрясением сейчас, прежде чем они поймут, в чём дело, то у него будет преимущество.

У него также будет ружьё, еда, вода — даже спальный мешок. В итоге его шансы на выживание неизмеримо увеличатся.

Вот почему он убил Гарвудов. И того горожанина вместе с его шлюхой. Он хотел убить её с тех самых пор, как впервые увидел, так что с этим у него не возникло никаких проблем. Он подошёл к ней и накинул ремень на шею, как раньше часто поступал с Грейс. Он мог не спешить, потому что она была босиком и находилась в таком шоке, что не смогла бы ответить, какой сегодня день. Глупая шлюха. С её приятелем тоже всё прошло гладко, хотя тот заставил его немного попотеть. В нём оказалось больше силы, чем можно было подумать с первого взгляда, — даже с перерезанным горлом он продолжал сопротивляться. Кровь хлынула ручьём, заливая всё вокруг. И не было воды, чтобы скрыть последствия.

Но как избавиться от остальных?

Это будет непросто. Их слишком много, и у них есть ружьё. Ещё у них есть собака; он слышал её лай, лёжа на земле и чувствуя, как муравьи заползают к нему под рубашку, а мухи слетаются на капли его пота. Собака напомнила ему о Маллите, и его дыхание участилось. На мгновение он закрыл глаза. Чёртов Маллит. Проклятая собака. С каким удовольствием он задушил бы эту неугомонную собаку, и ею следует заняться в первую очередь. Сначала собака, потому что собаки внимательны. Её проще подчинить своей воле (Грейс с рождения умела ладить с собаками). Потом тот, у кого окажется ружьё. Если он сможет завладеть ружьём, то всё будет просто. Он избавиться от остальных за пару минут, если в ружье окажется достаточно патронов. А если патронов не хватит… на этот случай у него есть нож. Его нож. У него чесались руки расправиться с той сумасшедшей старухой, у которой было ружьё. Что касается остальных, они уже были мертвы. Они всё равно не смогли бы выжить, так что он делает им одолжение. Особенно если считать, что в мире никого кроме них не осталось.

Казалось, будто сейчас все они находились в мире Грейс.

Он поморщился от резкой боли в голове. Он так сильно устал, он не спал две ночи. Прошлую ночь он провёл в дороге, которая так никуда его и не привела. Предыдущая ночь была ещё хуже. Ни минуты сна, и Грейс, которая была ещё жива. Он бродил в темноте, волоча за собой трупы мёртвых собак. Собаки. Опять собаки.

Для этой собаки он принёс приманку, завёрнутую в пиджак горожанина. Разумеется, мухи быстро обнаружили её; они так громко жужжали, что он почти начал бояться, что собака услышит их. Одно хорошо: мухи были настолько заняты приманкой, что практически не беспокоили его. Он не был их главной мишенью, так что в этом у него преимущество. На самом деле, он был очень доволен собой — доволен собственной предусмотрительностью. Несмотря ни на что, он ещё мог мыслить. Планировать. Его одуревший от усталости мозг продолжал работать, пусть и не так хорошо, как раньше. В этом была его защита от тёмных сил, хотя он точно не знал, что собирается сделать дальше. Кроме как ожидать наступления темноты, разумеется. Тьма защитит его, если Грейс не подчинила и ночь своей воле.

Он чувствовал запах дыма и чего-то ещё. Еда. От острого запаха еды у него на глазах появились слёзы. Эти ублюдки едят, чёрт возьми! Едят приготовленную еду! В то время как он лежит в грязи, словно проклятая игуана, и страдает от укусов насекомых! Это было неправильно. Неправильно. Словно они намеренно хотят помучить его, как это делала Грейс. Казалось, она целыми днями выдумывала способы помучить его: его босс, его болезнь, даже его головные боли. Он знал, что именно она вызывала у него головные боли. Каждый вечер, когда она мило накладывала ему на тарелку картофельное пюре (и его зубы; его слабые зубы). Он потел, когда вечером возвращался домой, зная, что она будет там, во всеоружии, готовая бить по самым больным местам. Она всегда так делала. Вскоре дошло до того, что стоило ей только открыть рот, и его будто жгло раскалённым железом.

Она ненавидела его, пыталась его уничтожить. Этого никто не мог понять. Она забрала из его жизни всё, что в ней было хорошего. Каждое посещение бара — испорчено. Каждый воскресный вечерний фильм — испорчен.

Она разрушила всё: намеренно, со злобой (застарелая ненависть?). Ему пришлось избавиться от своих собак из-за её ребёнка. От всех, кроме Маллита, который в итоге оказался пустой тратой времени и сил. А когда он попытался защитить себя, начался этот бред с докторами. Она подчинила своей воле весь мир.

И тут страшная правда поразила его. Он освободил её. Он выпустил её силу на свободу. Только сейчас, не обременённая плотью, она могла управлять силами природы. Она заставила его это сделать, специально. Она вызвала на себя выстрелы и удары ножа. Всё это входило в её план.

Он вцепился зубами в землю, когда эта мысль пришла ему в голову. Его зубы оставляли отпечатки на потрескавшейся почве. Во рту было полно песка. Он сплюнул, и у него потекло из носа. Из глаз брызнули слёзы.

Она не одержит победы, подумал он. Что бы она ни приготовила, она и духи её проклятых предков (он помнил их; она говорила, что они являлись к ней в снах), он не собирается просто так сдаваться. Она считает его слабым, но он не слаб. Он будет драться. Он победит её. Он не позволит себе стать заложником слабости остальных, — если это действительно была слабость. Остальные могут быть всего лишь приманкой. Наживкой. Может быть, она пытается проникнуть в его душу, прикрываясь маленькими девочками в нарядных платьях.