Дорога

Сломан глушитель, решил Алек.

— Ночью было не слишком шумно? — осведомился Кенни.

— Нет.

— Это из-за того, что сейчас середина недели.

— Да.

— Ты уже завтракал?

— Я позавтракаю потом.

Но Кенни имел собственную точку зрения на роль завтрака в жизни человека. Он настоял на остановке, чтобы купить Алеку сэндвич, и описал сложные процессы, которые происходят при трансформации еды в энергию. Алек уже привык к Кенни и слушал его вполуха. Поскольку сам он был немногословным человеком, то часто не сходился с людьми, похожими на Кенни. Людьми, которые любят поговорить. Это не волновало Алека — не особенно. Он позволял потоку слов свободно течь мимо него. «Сонный» Маллер снова жил в собственном маленьком мире.

В мире, наполненном мыслями о Джанин.

Кенни иногда спрашивал Алека о его личной жизни таким же тоном, как он спрашивал его о работе, семье и условиях жизни. Он искал способ всё упорядочить. Алек предпочитал, чтобы другие не вмешивались в его дела — особенно теперь, когда Мишель его бросила. Ему было нечего рассказать — нечем похвастаться. Большую часть времени ему удавалось избегать глубинного анализа своей ситуации, потому что его приятели были молоды, беспечны и совершенно не заинтересованы в обсуждении личных проблем с людьми, которых они встречали только в баре и по дороге на работу. Однако у Кенни была невыносимая привычка внезапно затрагивать сложные психологические вопросы во время обычного разговора о рабочих сменах или налогах. Например, отношения между мужчиной и женщиной. Проблемы отцов и детей. Алек жевал бутерброд с ветчиной, когда Кенни повернулся к нему, прервав свою лекцию о содержании холестерина в яйцах, и спросил:

— Ты до сих пор живёшь у своего брата?

Алек чуть не подавился.

— Э-э-э… Да.

— И как?

— Нормально.

Кенни метнул на Алека проницательный взгляд. Через некоторое время он спросил:

— Как долго ты намерен там оставаться?

— Э-э-э…

— Ты же не хочешь задерживаться там надолго, сынок? Это не очень хорошо для тебя и не очень хорошо для них.

— Я знаю, — пробормотал Алек. Он ненавидел, когда его называли «сынок» — даже если это делал его собственный отец.