И в ту же секунду вагон тряхнуло. Удар эхом отозвался в стенах, в потолке, и даже морозное стекло начало вибрировать.
– Дрезина, – сказал Дон.
Снаружи доносились металлический лязг и голоса людей. Дону показалось, что они почему-то бегают вокруг вагона. Выкрик, свисток и еще один рывок, на этот раз послабее. И все затихло.
– Тебе надо поспать, – сказала Эва.
Она подняла ноги на кушетку и отодвинулась к самой стенке, так что ему хватило места улечься спиной к ней. Лезть наверх сил у него не было.
Еще один рывок – на этот раз вагон тронулся с места и опять остановился. Прошло несколько минут, прежде чем маневровая дрезина потащила их к месту назначения. Эва прислушалась, как все быстрее постукивают на стыках колеса. Уже почти в полусне она задала последний вопрос:
– Перед уходом она сказала что-то на идиш. А диспетчера, который направил поезд метро по запасному пути, назвала
– Надежда умирает последней, – ответил Дон невпопад. Она поняла, что он уже не в состоянии отвечать, но удержаться не могла:
– А почему Серебряная Стрела?
Дон повернулся к ней и погасил оранжевый ночник. Потом выкатил из-под койки ящик на колесиках, нашел одеяло и укрыл им обоих. Повернулся на спину. Сон как рукой сняло. Он таращился в темноту, пытаясь уловить ритм в стуке колес.
– Дон?
Их вагон остановился на каком-то запасном пути, и мимо с воем пронесся невидимый состав.
– Дон, – повторила Эва.
– Старая басня, – промямлил он.
– Какая старая басня? – не унималась Эва.
И тогда он шепотом поведал о поезде мертвых, который носится по всем веткам стокгольмского метро. Мертвецы смотрят в окна на живых… и серебристые вагоны открываются на станциях как ни в чем не бывало…
Он говорил все более неохотно.
– Но если кто-то решится войти в этот поезд… Серебряная Стрела, подземный Летучий Голландец… если кто и решится войти в этот поезд, то выйти он может только на одной станции – Чимлинге, станции мертвых.
Дон замолчал, прислушался к дыханию Эвы и понял, что она спит. В четверть седьмого их вагон прибыл в Вестбергу, где его прицепили к поезду, идущему на юг. И только тогда он немного расслабился.
Постепенно исчезли все звуки пробуждающегося большого города – сигналы автомобилей, полицейские сирены… в купе царила темнота. И наступившая тишина нарушалась лишь ритмичным перестукиванием колес на стыках рельсов.