— В данном случае он боролся с Дантовым начинанием, — сказал Филдс.
Холмс задумался.
— Так и есть, пожалуй. Теал облачался в мундир всякий раз, когда дело касалось Данте, изучал ли он его поэзию либо готовился к убийству. Сие проливает свет на путаницу в его голове: безумный солдат подменяет защиту Союза защитой Данте.
Лоуэлл добавил:
— А прознать о планах Маннинга Теал мог, работая уборщиком в Университетском Холле. Маннинг для него — один из худших предателей того дела, ради которого Теал и ведет свою войну. Оттого он и приберег казначея напоследок.
Николас Рей спросил:
— Какое же за то воздаяние?
Все ждали, пока ответит Лонгфелло:
— Предатели погружены по самую шею в замерзшее озеро: лед в нем от холода подобен стеклу, воды нет.
Холмс застонал.
— Лужи Новой Англии позамерзали вот уже две недели как. Маннинг может быть где угодно, а у нас на все про все одна измученная лошадь!
Рей покачал головой:
— Джентльмены, вы остаетесь в Кембридже искать Теала и Маннинга. Я отправляюсь в Бостон за подмогой.
— А что нам делать, ежели мы и вправду наткнемся на Теала? — спросил Холмс.
— Для этого — вот. — Рей протянул им полицейскую трещотку.
Четверо друзей взялись обходить дозором пустынные берега реки Чарльз, Бобрового ручья, что тек рядом с Элмвудом, и Свежего пруда. Они с такой тревогою вглядывались в бледные ореолы газовых фонарей, что едва замечали, сколь безразлично проходит мимо них ночь, не снисходя даже до легчайшего намека. Они натянули на себя все, что было теплого, и не обращали внимания на изморозь, что покрывала их бороды (либо, в случае доктора Холмса, густые брови и бакенбарды). Сколь странен и тих представлялся мир, лишенный случайного перестука лошадиной рыси. Тишина растягивалась во все бока, по всему северу, лишь изредка нарушаемая грубой отрыжкой пузатых локомотивов, что где-то в отдалении везли от станции к станции свои грузы.
Друзья представляли в подробностях, как в этот самый миг патрульный Рей преследует по всему Бостону Дана Теала, догоняет и арестовывает его именем штата Массачусетс, как Теал объясняется, бесится, оправдывается, однако смиряется пред лицом правосудия и, подобно Яго, никогда более не говорит о своих злодеяниях. Они сходились и расходились вновь — Лонгфелло, Холмс, Лоуэлл и Филдс, — подбадривали друг друга на круговом пути по замерзшим водным тропам.
Они начали говорить — первым, разумеется, доктор Холмс. Но прочие также успокаивали себя и других приглушенным шепотом. Они говорили, как напишут в память о том стихи, о новых книгах, о политических делах, кои до недавнего времени мало их влекли; Холмс пересказал историю из первых лет своей врачебной практики: он вешал тогда доску «ДАЖЕ ЛЕГКИЕ ПРОСТУДЫ ПРИНИМАЮТСЯ С БЛАГОДАРНОСТИЮ», и тут вдруг явились пьяницы да расколотили окно.
— Я говорю слишком много, да? — Увещевая сам себя, Холмс покачал головой. — Лонгфелло, мне совестно, я не даю вам и слова сказать.
— Нет, — задумчиво отвечал Лонгфелло. — Пожалуй, я все одно не стал бы.
ebooksa