— И тебе никогда не хотелось пойти посмотреть?
— Мне это ни к чему. Я и так знаю. Все то же самое.
— Не правда. В мире очень много вещей, которых мы не знаем.
— Есть только одна вещь, — возразил я. — Все вещи это просто ее разные проявления.
Тогда она взглянула на меня, словно говоря: «Ты ничего не понимаешь!» Но потом снизошла до объяснения:
— Чтобы узнать эту вещь, надо стать вездесущим — тогда станет ясно, что все происходит только так, как должно произойти. Так-то вот, — заключила она, как домашняя хозяйка, которая закончила уборку и довольна тем, что не оставила ни одной пылинки.
— Не согласен, — опять возразил я. — Все происходит случайно.
— Не правда!
Она бросилась на меня, ударившись головой о мою грудь, — моя трубка, рассыпая искры, пролетела через всю комнату. Не удовлетворившись этим, Тереза ухватила меня за щеки и принялась трясти их. Мне удалось схватить ее за кисти, она попыталась вырваться, стул опрокинулся, и мы оказались на полу. Последовала борьба. Тереза оказалась сильнее чем я предполагал. Прижавшись ухом к ее груди, я слышал быстрое ритмичное дыхание. Ее спутанные волосы упали мне на лицо. Я ощутил запах теплого хлеба.
— Блондинка моя, обожаю тебя! — сказал я. Это мне что-то напомнило.
— Я не блондинка.
— Неважно. Рыжая, зеленая, золотая. Я все равно тебя обожаю.
Мои слова не произвели на Терезу никакого впечатления. Она неожиданно вывернулась, отскочила и снова прыгнула на меня, прежде чем я успел защититься. На этот раз она одержала верх. У меня оставалось ровно столько сил, чтобы ловить ее дыхание, слышать ее стоны и ощущать, как ее радость переходит ко мне (последовательность, которой неведомо для нас ради своего удовольствия управляло некое божество), пока мы оба не слились воедино в радугу, сияющую блаженством.
— Ты очень опасный человек, — сказала Тереза, вставая, когда все было кончено. Я еще витал где-то в долине Иегосафатской. Натянув брюки и застегнув ремень, я ползал на четвереньках по полу, разыскивая трубку, очки и блокнот. Потом я медленно поднялся, все еще ощущая себя счастливым, и сказал, что, наверное, звери тоже испытывают радость после спаривания. Но она не слушала.
Становилось все холоднее. Прошло уже шесть дней, и все это время я как будто только и делал, что колол дрова да сваливал их возле камина. Надо признать, дом был отлично приспособлен к зиме и лишь слегка поскрипывал на ветру. Он напоминал большой прочный корабль, идущий с развернутыми парусами, медленно и величественно, навстречу холодам. Парк тоже был очень красив. Дом, парк, Тереза и я образовали неразрывное целое, и никто не знал, что из этого выйдет. Все шло хорошо, пока не наступил последний восьмой день, когда с утра вдруг подул сильный ветер и стрелка барометра в кухне отклонилась на несколько делений.
— Всегда так начинается, — сказала Тереза. (Что, моя маленькая? Несчастье?…) До середины дня она простояла у окна, иногда слегка касаясь губами оконного стекла, и на нем появлялись и исчезали маленькие пятна тепла. Я подошел к ней и, чтобы привлечь ее внимание, поцокал языком. Тереза обернулась и улыбнулась, словно желая показать, что она вовсе не сердится.
В 4 часа Тереза приготовила чай. Потом она набила мою трубку и осторожно вставила ее мне между зубов. После этого села на пол и, прислонившись к стулу, на котором я сидел, обхватила руками мои ноги. Каждый ее жест говорил: останься!
Когда настала ночь, сквозь шум ветра послышался другой звук, постепенно нараставший. Другой, гораздо более яростный ветер летел из неведомой дали и гнал перед собой первый. Тереза встала и распахнула окно настежь. Я быстро закрыл его, заметив, что не хочу увидеть, как она улетит. Эта фраза вызвала у нее улыбку. И в ту же секунду дом сотрясся до основания. Я подумал:
— Он утонет, наш корабль. Мы оба утонем в этой скорби.
— Обещай, что не уедешь сегодня.
ebooksa