— У каждого из нас есть темные пятна, старина. Я не брошу камень первым. Но это не повод, чтобы отказываться от борьбы.
Я был словно галька на дне водопада. Вода падала беспрестанно, а я сохранял каменное выражение лица, как крупный бизнесмен, продающий нефтяные танкеры или месторождения. Тот, кто говорит последним, всегда оказывается на высоте. Но Берни не мог знать, что я делаю это не нарочно.
— Ладно, давай начистоту. Сколько тебе предложили в «Кулис дю Монд»? Я поговорю с боссом. Уверен, мы договоримся. Хочу тебе сказать, старина… Он опять затянул свою песню о газете как «одной большой семье». Странно, подумал я, все эти жены, начальники друзья не очень-то заботятся о тебе, но как только ты собрался уходить — они готовы на все. Берни поведал мне о новых грандиозных планах по реорганизации всей нашей группы. И про меня не забыли! Мне достанется неплохой кусок пирога. Стоит ли все это бросать? Как насчет отпуска? На месяц? Проветри мозги. Перезаряди батареи. Съезди куда-нибудь. Послушай, старина, забудь про это увольнение. Я даже не слышал, что ты сказал. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Пусть какой-нибудь доктор напишет тебе бюллетень на две-три недели. Идет?
Все время, пока он говорил, я думал только о Ким. Когда она узнала, что так все серьезно, ее лицо исказилось от боли. Я почувствовал, как у нее к горлу подкатил комок. Нет, — повторяла она, — нет… нет.
Я решил встретиться с Декампом. Из всех людей, которых я знал, он, пожалуй, лучше всего подходил на роль скалы, твердой прочной скалы, на которую можно опереться. Только поймать его было не так-то просто.
Он клюнул на идею пообедать в ресторане возле его работы.
— Как ты думаешь, она выдержит этот удар? — спросил я.
— За последний месяц она вполне поправилась.
— Это не то.
— Я говорил с тобой как врач. Теперь слушай. Ты берешь нож и втыкаешь его в живот человеку, а потом спрашиваешь меня, выдержит ли он этот удар.
— У меня нет другого выхода.
— Не знаю. Доедай. — Он с ужасным хрустом поедал свою редиску. — Бывает ли вообще другой выход? Хрум!
Если бы он был, мы бы знали. Сколько мужчин и женщин бросали друг друга, пытаясь начать спектакль заново.
— А что делают другие люди?
— Как ты будешь там жить? — спросил он вместо ответа.
Это меня не беспокоило. Тут моя совесть чиста.
— Я разберу себя на части, — сказал я, — прочищу как следует весь механизм, смажу маслом и соберу опять.
Я долго говорил о загрязнении окружающей среды, о больном обществе, о необходимости спасения души, я говорил о Евангелии, о Коране, о романе, который мне так хотелось написать, и о цели жизни. Под конец я хотел поговорить о Терезе, но он перебил меня:
— Короче, полинезийский мираж.
— Что?
ebooksa