Медвежий ключ

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это дело людей, — легко согласился Толстолапый, — и дело Народа. Мы сначала пойдем к болоту, где сидят охотники, и договоримся. А потом пойдем туда, где твой сын нашел плохого человека.

Толстолапый еще помолчал.

— А Девочка-Облако пойдет с нами — она лучше всех сделает понятными все слова.

— Все слова людей для Народа?

— Да. И все слова Народа для людей.

— А как же Михалыч и Владимир Дмитриевич? Им тоже надо переводить.

— У них будет Мальчик-Гусеница. И они умеют сами. Будут рисовать картинки.

Под внимательным взглядом Маралова Михалыч лишь развел руками: Толстолапый рассудил все очень правильно. Следующие несколько минут Маралов-старший обнимался с учеными, договаривался встретиться внизу, «а если вам они что-то сделают!..». Но оба ученых выражали полную уверенность — ничего им не сделает Народ.

— А что вы будете делать, если охотники откажутся признавать наш договор?

— Не уверен, что у них будет выход… Если и будут брыкаться, я уверен, что сумею убедить.

— И прямо после дела вниз, в деревню?

— Не сразу… — посерьезнел вдруг Маралов, — потом у нас с сыном… и с Народом будет одно дело… очень важное. Но думаю, дней через пять мы спустимся.

А рядом говорили о другом.

— Ты меня совсем-совсем не помнишь? Вспомни — зимой танцы, ты шел маленькой улицей в деревне… в Разливном.

— Переулком. Маленькая улица называется переулок.

— Я забываю язык людей, Андрюша… Мне бывает не с кем говорить.

Андрей не ответил ни слова, и еще сильнее подобрался. Что с того, как одета девица: в красивую кофту и брюки. От нее исходит волна запахов, и главный из них — запах зверя. Танька пахла как заполеванный зверь, которого пора освежевать. Сын охотника не мог сочетать юное смуглое лицо, пушистую розовую кофту и этот запах, эти совершенно звериные взгляды исподлобья. Рядом с Танькой было страшно, неприятно. А девушка заканчивает разговор:

— Там, в проулке сидела на снегу девушка… Ты спросил, не случилось ли что-то у нее? Ты узнал, что ничего не случилось, и ушел. Помнишь?

Андрей пожимает плечами. Ему неприятно, тяжело, он не видит смысла в разговоре. И так свалилось слишком многое — только ушел с гольцов, эти медведи… Если Андрей и помнил зимний вечер и девушку на снегу, то очень смутно. По крайней мере, как выглядела та девушка, он совершенно не помнил, и ему это было безразлично.

— А я помню. Я понимаю, ты спросил меня, не случилось ли чего-то плохого потому, что спросил бы любую девушку. Но я это помню… хорошо.