— На кой он мне сдался?
— Скоро узнаешь, ухажер!
И снова, как у Чеширского Кота его улыбка, в отсутствие Джины прозвучал ее смех.
— Джина Чеширская, — констатировал Артем, запуская двигатель джипа.
Гомбо Хандагуров отыскался там, где девушка-Птица видела его в последний раз, — на пологой вершине обезлюдевшего холма. Двадцатипятилетний бурят стоял на краю могилы, узкой, глубокой ямы, вырытой для его погребения. Глаза его были закрыты, но губы беззвучно шевелились.
— Что ты шепчешь, Гомбо? — спросила Джина.
— Молитву, — ответил тот, открывая глаза, — христианскую молитву.
— Какую именно? Я хочу знать.
— «Боже, дай мне силы и душевный покой, — процитировал он нараспев, — принять как должное то, что я не могу изменить, мужество изменить то, что могу, и мудрость отличать одно от другого»-.
Гомбо смолк.
— Молитва святого Франциска Ассизского, — констатировала Джина. — Она помогает тебе?
— Очень.
— А не хотел бы ты изменить свое положение? — спросила девушка-Птица. — Теперь ты можешь это сделать.
— Как? — усмехнулся Гомбо. — Я в ловушке, из которой нет выхода. Мне остается лишь спать и видеть сны, точнее, кошмары о собственном погребении. Но я не ропщу, Мать-Птица, я смирился с этим.
— Ты можешь немедленно уйти из белой юрты! — торжественно объявила Джина. — Я отпускаю тебя, прощая все прегрешения. Иди в мир, Гомбо!
Глаза молодого человека заблестели, ладони непроизвольно сжались в кулаки.
— Значит, я снова увижу свою жену Дариму, своих детей и овец! Я снова буду охотиться на изюбря и пасти скот! Спасибо тебе, Мать Хищная Птица!
— Пожалуйста, — по инерции ответила озадаченная Джина. — Но ты, мне кажется, не совсем ориентируешься во времени.
— Почему же? — в свою очередь удивился Гомбо. — Прошла всего одна длинная, даже бесконечная ночь с тех пор, как я забрел сюда по следу подранка.
— Эта ночь длилась почти сто лет, — сказала Джина. — Твоя жена давно умерла, дети тоже, но живы внуки и правнуки, которых ты никогда не видел.