— Попробуйте повторить это в ваших гетто.
Добродушный смех.
— Мы построили приличное и доступное жилье для людей, которые прибыли сюда по большей части незваными. Нам показалось, что они были благодарны. Но мы не можем указывать им, где жить.
Хартманн ощутил прилив раздражения.
— Вы создаете условия для социального неравенства…
— Давайте вернемся к вашей программе интеграции и ее ролевым моделям, — не дал ему договорить Бремер. — Вы были прямо-таки очарованы этими людьми. И это была ваша собственная идея. Почему? Почему они были так важны?
— Социальное неравенство…
— Почему мы должны относиться к иммигрантам не так, как к остальным гражданам? Да, я так же не потерплю дискриминации меньшинств, но вы желаете дать меньшинству такие права, в которых нам отказано. Нам, кто здесь родился. Почему вы не хотите обращаться с ними как с равными?
Троэльс Хартманн сделал глубокий вдох. Уже столько раз человек, сидящий напротив него, разыгрывал свои коварные гамбиты…
— Дело не в этом, как вы прекрасно понимаете…
— Я не понимаю, — возразил Бремер. — Просветите меня.
Хартманн не находил слов, сбитый с толку. Что известно Бремеру? Он явно что-то почуял.
— Как-то не похоже, чтобы сейчас вы сильно гордились участниками своей программы. Что случилось?
Да, Поуль Бремер что-то знал, и это было написано на его насмешливом лице. Хартманн мял руки. Открыл рот, желая что-то сказать. Ничего не сказал. В темноте услышал тихие указания:
— Оставайтесь на нем. Камера один.
Карьера политика может превратиться в прах в один миг. Из-за одного бездумного поступка. Из-за единственного неосторожного слова.
— Я горжусь ими.
— Неужели? — любезно улыбнулся Бремер.
— Эти люди трудятся добровольно и бесплатно, делая Копенгаген лучше. Мы должны быть благодарны им, а не отмахиваться от них как от третьесортных жителей столицы…
— Замечательно!