Записки из Города Призраков

Я очень медленно еду к дому Штерна. Всей душой надеюсь, что приеду слишком поздно – или слишком рано, – и не увижу большинство родственников и Райну, собравшихся в гостиной у U-образного дивана, на котором мы со Штерном так любили играть.

Первая встреча с его родителями после похорон со всей очевидностью подтвердит, что он ушел: во всяком случае, его материальная составляющая. Если я не буду спешить, тогда смогу поддержать, пусть и на несколько минут, ту часть моего сознания, которая не примирилась с потерей не только Штерна, но и всей его семьи, и фермерского дома, расположенного в лесу, и всех деревьев, на которые мы обычно лазали, и куличей из земли, которые мы обещали съесть, но в последний момент трусили и бросали друг другу в лицо, чтобы потом липкая грязь стекала по коже и капала с ресниц.

Штерн: первый парень, которому я показала мои медленно растущие грудки в игре «правда или вызов». Штерн: парень, который научил меня съедать корень зеленого японского хрена, не подавившись; научил, что сонная артерия – то самое место, в которое надо ударить ножом, если ты хочешь наверняка убить человека, который однажды плюнул лошади между глаз за то, что она, без всякой на то причины, сбросила меня на землю и я сломала руку в трех местах…

И тут, с головой уйдя в воспоминания, я обнаруживаю, что прибыла к дому Штерна с кирпичным фасадом, U-образным диваном в гостиной, армией деревьев и ржавым, чуть наклонившимся баскетбольным кольцом слева от подъездной дорожки.

На подъездной дорожке стоит и забрызганная грязью «Тойота» Райны. Темно-зеленая. Цвет я помню по памяти, но это еще не все. Я могу и не видеть автомобиль, чтобы его почувствовать. Мои сверхъестественные способности развиваются.

Я сажаю велосипед на цепь у тонкого дерева на соседской лужайке и осторожно открываю дверь, чтобы она не скрипнула. Слышу приглушенный разговор в той части гостиной, которая не видна от двери. Я стою в прихожей и впитываю все то, что раньше видела многократно: стены в семейных фотографиях, маленькая кухня с разрисованными кафельными плитками, развешанные на крючках сковородки. В прихожей столик, заставленный керамическими статуэтками колли. В туалете – дверь приоткрыта – я вижу стойку с журналами и зеркало в рост человека. Мне всегда нравился этот туалет.

Голос матери Штерна мягко шелестит в нескольких футах от меня и странным образом успокаивает. Умиротворяет. Это правильно. Мне надо быть здесь. Они мне родные. Они моя семья. Я приближаюсь на шаг и слышу завершающие слова предложения: «…сказала тебе? И ты действительно думаешь, что Оливия в это верит?»

Внутри у меня холодеет. Кровь шумит в ушах.

– Если честно, не могу утверждать, что она верит, миссис Штерн, – голос Райны.

«Невозможно. Не могла же она рассказать им…»

– И она действительно сказала, что видела его? – спрашивает отец Штерна.

У меня останавливается сердце. Рассказала. Мое признание, не предназначавшееся для других ушей; мое горе.

– Я не уверена, следовало ли мне касаться этого, особенно сейчас. – Голос Райны переполняет поддельное сочувствие, нужное ей – я в этом уверена – лишь с тем, чтобы растопить их сердца, еще больше отдалить от меня. – Я думаю, ей нужна помощь, и я не знаю, кому еще сказать. Ее отец сейчас в очень сложном положении, с этим приговором, с женитьбой…

Мать Штерна начинает плакать: я едва слышу рыдания, которые она изо всех сил старается подавить.

– Ей так его недостает. Так недо… – закончить фразу она не может.

– Наверное, – говорит Райна. – Я действительно думаю, что ей нужна помощь. Но она сразу начинает злиться, стоит мне заикнуться об этом. Меня она не слушает.

– Они действительно любили друг друга, эти двое. – Тихий голос Марка дрожит. – А вы втроем дружили как никто.

– Да. А теперь я… я чувствую, что теряю ее. – Голос дрожит и у Райны.

Я чуть переставляю ногу, и скрипит половица. «Черт, черт, черт». Все трое замолкают.

– Привет? – зовет Бет. – Кто пришел?