— Может быть, — спокойно ответила Анника.
— Наверное, тебе не стоит обращаться к тому же психотерапевту, к которому ходила я, но, может быть, она кого-нибудь порекомендует.
— М-м-м.
В трубке наступило молчание.
— Анника?
— Да?
— До Стокгольма езжай очень аккуратно и позвони, когда будешь дома. На следующей неделе я забираю Миранду, она очень соскучилась по Эллен и хочет ее увидеть.
Глаза Анники наполнились слезами, но теперь это были слезы облегчения.
— Непременно, — сказала она.
— Ну, скоро и наговоримся.
Анника еще некоторое время посидела в пиццерии, выпила кофе, оказавшийся на удивление вкусным, послушала в джук-боксе «Теряю веру» в исполнении REM. Дышать стало легче, она приняла правильное решение — смирить свою гордыню.
Она расплатилась (рыжий повар-официант оказался в придачу кассиром) и вышла на улицу. Начало темнеть. Воздух стал чище и холоднее. Небо почти очистилось, задул холодный леденящий ветер.
Она села в машину и выехала на дорогу, ведущую в Эребро, когда зазвонил мобильный телефон. Он лежал рядом, на пассажирском сиденье, и Анника, скосив глаза на дисплей, увидела, что номер скрыт. Значит, все-таки из газеты. Она вздохнула и взяла трубку.
— Анника, это К. Ты где?
Внезапно вернулся страх, громадный, черный, неизбывный, высасывающий из воздуха кислород.
— Я еду. Что-то сдвинулось в расследовании пожара?
— Юлия Линдхольм получила твой конверт с фотографиями.
«О нет, только не это!»
— Мне позвонили из тюрьмы после того, как она целый час дико кричала и не могла прийти в себя.
Анника притормозила и остановила машину на обочине.