В палатке было душно и жарко, но я мужественно лежал и выбираться из глубин дремоты, что так сладко несла меня по волнам зеленой тайги и белоснежным облакам родной Сибири, совсем не собирался. Но тут на помощь жаре с духотой неожиданно пришла мышка-норушка и заскребла своими серыми лапками под палаткой, прямо под моим ухом… И я окончательно проснулся.
«Чтоб тебя лиса поймала», — вяло подумалось мне. Затем, открыв глаза, огляделся. Палатка была пуста и тиха. И вокруг палатки царила тишина. Даже шороха листьев не было слышно.
«А где же все? Чем люди заняты?» — подумал я и стал прислушиваться, пытаясь из разрозненных, едва слышных шорохов, скрипов и прочей совсем незначительной шумности понять, что же творится вокруг палатки и где кто находится. Немного полежав, я откинул одеяло и сел, обхватив колени руками. Затем, дотянувшись до входа, откинул одну полу и тут же зажмурился от яркого света. Летний полдень ударил в глаза ослепительными лучами солнца, многократно усиленного бликами, что щедро разбрасывала текущая невдалеке река. Немного проморгавшись, я подвинулся ближе к входу и увидел друзей. Они сидели у самой воды на толстенном бревне и о чем-то оживленно беседовали. Вовка, как всегда, размахивал руками, а Махрыч меланхолично бросал в воду камешки и — я это точно знал! — считал про себя отскоки, шевеля своими толстыми губами.
А хорошо-то как, расслабленно подумал я, и дождик кончился, и теплынь и… и… лето-о-о! Красота! И стал выползать из палатки, туда, на солнце, к друзьям. При этом я несильно оперся пальцами ног в дно палатки, и… сильнейшая боль, пронзив ноги, опрокинула меня на спину. Эта же боль вновь вернула меня в прошедшую ночь, туда, на Скалу Отчаяния…
То, что я оказался излишне самонадеянным, — это мягко говоря! — я понял практически сразу после первых попыток подняться вверх по той, наклонной, каменной трубе. А без веревки, что я так предусмотрительно оставил в этой трубе, я бы вообще не смог вставиться в этот узкий лаз, ибо это почти идеально круглое отверстие было на уровне моей груди. А это значит, мне не хватало роста, чтоб втиснуться в этот наклонный лаз, а в самой трубе, там, куда я мог дотянуться тоже, ухватиться было не за что — только голые, слабо шершавые стенки. Вот тогда-то я впервые почувствовал легкий страх — а что делать, если вдруг… Однако, осторожно и бережно подтягиваясь на веревке, я потихоньку забрался в каменный лаз до пояса, и тут меня по голове огрела фляжка. Она вылетела из щели! Не выдержала нагрузки. А следом и веревка — второй раз за день! — упала на меня. Сплошная невезуха! Вот дальнейший-то подъем и был сплошным кошмаром. Как я умудрился забраться в трубу целиком — я до сих пор не пойму. Извиваясь, как червяк, упираясь голыми ладошками в стенки, затрачивая на это уймищу сил. И когда наконец-то я весь заполз в этот узкий лаз, то сначала обрадовался — как же, сейчас ноги включатся, дело быстрее пойдет… Ага… включились… как же…
На деле все оказалось совсем не так просто. Лежа на животе, я подтягивал ноги, причем это громко сказано — подтягивал. Они в коленях сгибались совсем немного — узость трубы не давала. Да что там сгибались — ни черта они не сгибались. Я, по сути, только пальцами ног и отталкивался, подавая тело вверх, при этом попеременно отрывая тело от скалы — сначала живот, затем толчок пальцами, и таким образом я продвигался вверх сантиметров на пять-семь, не больше. И каждые такие движения отнимали уйму сил. И так без конца — жуткие усилия и вялые мысли в отупевшей голове:
«Упор… судорожные извивания тела… продвижение… выпрямление… пить-то как охота… расклинивание локтями… упор… а интересно, когда этот Атлант жил… извивания… выпрямление… продвижение… а сколько уже времени… расклинивание локтями… упор… а может, спуститься и там дожидаться… извивания… выпрямление… продвижение… а если расслаблюсь и покачусь вниз, то на карнизе не удержусь, и тогда хана, лететь далеко, а там медведь ходит. — Тут я нервно рассмеялся: нашел чего бояться… медведя, после падения с полсотни метров. — Расклинивание локтями… упор… судороги…»
И так без конца: упоры, расклинивания, извивания, упоры, продвижение и вялые, куцые мысли. В конце концов от всей этой гимнастики я так отупел, что когда полилась вода, я даже не понял сразу, что это собственный пот течет по лицу, шее и дальше вниз. Вот тогда я впервые глянул вверх и… ничего не увидел. Серое вечернее небо исчезло, и на меня глянул мрак ночи. Вытянул руку вверх в безумной надежде — а вдруг дотянусь до края — и ничего не нащупал. И ничего не увидел. Темень была абсолютной и… страшной. Были еще стенки каменной трубы да боль в пальцах.
Короче, я так и не понял, не запомнил, как и когда добрался до верха. Просто в какой-то момент осознал, что лицо овевает теплый ветерок, а я сам сижу уже на площадке, свесив ноги в трубу, и дышу так, что и на реке, наверное, слышно. Поняв, что все закончилось, что я поднялся — упал на спину и провалился в глухой, без сновидений, сон. А может, и потерял сознание. Не знаю. Был я в отключке недолго, от силы с часок, а то и меньше, и очнулся от чувства, что на меня кто-то смотрит, что кто-то рядом есть. Холодея от страха, повернулся на бок и осторожно открыл глаза. Все скалы заливал призрачный лунный свет. И никого рядом не было. Лишь яркие звезды безучастно и холодно мерцали на ночном небе.
Как ни странно, но было очень тепло, и я долго сидел, привалившись спиной к каменной стенке, глядя на огромные звезды и слушая чуть слышимый шум тайги, там, внизу, у самого подножия скалы.
А вот о том, что я нашел в пещере, почему-то не вспоминалось, не думалось. Так, разве что мельком, будто все это было не со мной, будто бы об этом я прочитал в книге. Я даже удивился такому своему отношению к этому. Может, просто потому, что запредельно вымотался физически? Да, наверное. Я лишь один раз вытащил из кармана кристалл, повертел его в руках — он был очень холодным! — и упрятал подальше, в рюкзачок. Потом, когда звездное небо стали затягивать облака, я наконец-то сбросил апатию и поел. Тогда же стало светать. Коротка летняя сибирская ночь! Прикинув, что наши, наверное, как раз тронулись из лагеря, я прилег у стенки и заснул, успев еще вяло подумать о том, с каким триумфом я выложу друзьям кристалл и приведу их в загадочную пещеру.
— Эй, Володька, — донеслось до меня, и, встрепенувшись, я увидел Махрыча. Он сидел совсем рядом и с озабоченным видом махал рукой перед моим лицом. — Ты че, с открытыми глазами спишь? Я уж пяток минут тебя зову, а ты не отвечаешь… и глаза открытые.
— Да так… Задумался просто.
— Велик, идем скупнемся, а то жрать уже охота, сил нет. Дядя Миша давно все сварил, а ты все дрыхнешь да дрыхнешь. А мы все тебя ждем, не обедали еще…
— А сколько времени?
— Да четвертый час, — ответил Махрыч и жалобно протянул: — Пойдем, а?
— Ты иди, Валерка, я сейчас… следом… только полотенце возьму.
Ну не хотелось мне рядом с ним ковылять на больных ногах, да и побыть еще одному хотелось. Мне надо было понять одну вещь — почему я до сих пор так и не рассказал друзьям о своей находке? Ни тогда утром, ни потом, по дороге в лагерь? Почему? Ответа у меня не было.
Тогда утром, на скале, меня разбудили первые лучи солнышка. Как прикинул, было немногим более пяти часов, и буквально сразу же я услышал далекий-далекий свист — это друзья спешили сообщить, что они идут, что они близко. От этого сигнала мне сразу стало легко, радостно и спокойно. Все ночные страхи, сомнения и переживания исчезли напрочь, и я, засунув в рот четыре пальца, выдал свой коронный разбойничий посвист, а потом, запрыгав во всю силу, забыв о своих пальцах, заорал так, что эхо долго носило по воздуху и свист, и мое радостное «о-го-го!!!». После этого я быстренько собрался, допил холодный чай и стал с нетерпением ждать, когда сверху пойдет веревка. Впрочем, ждать пришлось долго, чуть ли не час. И все это время я представлял, как вылезу и небрежненько так скажу и про пещеру Атланта, и про меч, доспехи, и про изображение. Ну и конечно, о том, как отбивался от тварей летучих — мышей, каждая величиной с крупного ворона, не меньше… И потом, когда они мне, конечно же, не поверят, достану и с триумфом покажу им кристалл. Это было здорово, но…
Но все получилось не так. Когда я поднялся наверх, радостно улыбаясь, и уж было рот открыл сказать о находке, но начались пожимания рук, хлопанья по плечам, а потом, когда приветствия поутихли, папа внимательно меня оглядел и спросил:
ebooksa