Мы дружненько закивали головами и некоторое время молча пили горячий и крепчайший чай. Потом, потихоньку собрав грязную посуду, ушли к воде и там, надраивая песочком свои чашки, решили, что папа наверняка не захочет с нами сидеть полночи, и, чтоб его не беспокоить, придумали вечерний костер развести подальше, на стрелке. То есть там, где в Ману впадал тот ручей, по которому мы и ходили в Южную долину. Место было неплохим — высокий песчаный бархан наносного песка, из которого очень к месту торчало бревно. До палатки было метров сто, не меньше, и отсюда открывался прекрасный вид и на реку, на долину ручья, уходящую вверх, в горы. Остаток дня прошел без хлопот. Мы купались и загорали, а папа похрапывал в палатке, причем иногда выдавал такие рулады, что нам, лежащим у самой воды, они были отчетливо слышны.
Но вот наконец длинный-длинный и утомительный своим откровенным бездельем день подошел к концу, и у нас началось дело. Мы запалили давно сложенный на новом месте Костер, и его отблески заиграли на поверхности воды, а дымок поплыл над самой водой, дотянувшись до противоположного берега. Мы знали, что такое соседство с водой Костру не нравится, не любит он этого, поэтому, чтобы задобрить Друга, припасли хорошие дровишки — лиственничные толстые сучья и березовые поленья, что нарубил трудолюбивый Махрыч. Я занялся кашей, папа колдовал над чаем, а наши главные певуны Вовка с Лысым занялись гитарой — че-то там бренькали, натягивали струны. Поужинали довольно быстро. Папа немного с нами посидел и, наказав, чтоб долго не засиживались, отправился на боковую. Уже уходя, он задумчиво оглядел небо:
— Похоже, ночью дождь будет, а то, гляди, и гроза. Смотрите, какие зарницы, — и папа, почесывая шершавой палкой голую спину, кивнул в сторону Южной Долины. Там действительно беззвучно вспыхивали яркие, но очень далекие молнии — зарницы, — но грома из-за большого расстояния слышно не было.
— Не попадите под дождь… поглядывайте там! — и скрылся на высоком берегу, там, где под елями стояла наша палатка.
— П-а-а-адумаешь… вымокнем!.. Да мы, как дождь пойдет, сразу в воду залезем и там переждем ливень, — хихикнул Лысый. — Вода-то, как парное молоко, те-е-е-плая!
Но тут Вовка ударил по струнам: «…Люди бредут по свету…», и мы дружно стали подпевать. Песни следовали одна за другой. И «Ереванское танго», и «16 тонн», и множество других…
Уже начали сгущаться сумерки, когда внезапно налетел первый, резкий порыв ветра, особенно заметный на фоне полного безветрия и предгрозовой тягостной духоты. Костер сыпанул искрами, и его дым бросило нам в лицо. Мы огляделись. С юга, из-за горного хребта, наплывала черная-пречерная туча, хорошо видимая даже на фоне слегка сумеречного неба.
— Ну че? Собираем манатки и в палатку, спать?
— Ты че, Махрыч, сдурел, промокнуть небось боишься? — издевательским тоном спросил Лысый. — Да если что, мы в пять секунд добежим до деревьев и под ель спрячемся.
На том и порешили. Подкинув в Костер веточек, мы снова уселись лицом к реке, и я уж совсем открыл рот рассказать про пещеру, но тут Вольдемар грянул:
— Есть в Баварии маленький дом, он стоит на обрыве крутом…
И все дружно подхватили знакомую песню. Мне, однако, почему-то не пелось. Появилось неприятное чувство тревоги и ощущение, что кто-то смотрит в спину. Ну точь-в-точь как там, на скале, прошлой ночью! Я даже несколько раз оглянулся, но никого, конечно, сзади не было. Только мрачная туча наползала, закрыв небо почти наполовину.
— Пацаны, глядите! — вскакивая, заорал Махрыч и стал тыкать рукой в сторону тучи.
Мы оглянулись и оцепенели. Недалеко, метрах в двадцати от нас, прямо в воздухе висел яркий шар. Он сиял то голубым, то ярко-желтым светом и медленно-медленно плыл в воздухе наискосок долины ручья, совсем не реагируя на резкие порывы ветра. Шар приближался к нам. Было ощущение, что от него разлетаются небольшие искры и слышится треск, как от проводов при коротком замыкании, только тихий, приглушенный какой-то. Мы замерли как зачарованные и, открыв рты, смотрели, как он приближается. Вовка с замершим лицом чуть слышно дрожащим голосом прошептал:
— Бежим?
— Куда? В реку, что ли? — едва шевеля губами, ответил Лысый.
— Да, наверное, в реку… в воде, наверное, она не обожжет.
А шар, величиной всего-то сантиметров десять, был уже на расстоянии пяти метров, не дальше.
— Чуете, тепло идет от него, — сказал Володька.
— Ага… бежим, — резко выдохнул Лысый, и… шар исчез! Вот он был, и в следующую секунду его уже не было… Будто кто выключил… Не было ни звука, ни взрыва, ничего…