Я — обалдел! Другого слова просто и не подобрать. Стоял и с открытым ртом изображал идиота! Вот здесь Виктор Петрович меня поразил!!! Сочетание шикарно одетого человека — и не простого человека! — и чисто дворницко-крестьянской манеры. Это — во-первых! Во-вторых! С момента нашего знакомства прошло лет семь-восемь, а он сразу вспомнил меня по имени!!! Я был убит, шокирован, обрадован, поражен этим событием! Посему срочно взял бутылку и поехал к другу делиться новостями. Делились мы долго и упорно, но это уже совсем другая история!
Мой коллега снова помолчал, заново вспоминая и переживая те чувства, и коротко досказал:
— Последний раз видел я Астафьева года за два до его кончины, да и то мельком. В зале, после какого-то заседания. Он шел между рядами. Лицо было брюзгливо-высокомерное, красное, злое. Глаза — колючие. Встретился с ним на секунду взглядом и не прочитал в нем ничего! Совсем другой человек шел. Третий, явно отличающийся от тех двух. Причем в худшую сторону…
Вот и все мои встречи с Виктором Петровичем Астафьевым, — закончил он свой рассказ. И вовремя! Ибо вдали показались домики райцентра — места нашего назначения. Там мы проторчали целый день: эксгумация — вещь не быстрая, особенно если при первом вскрытии дров наломали. К концу дня устали прилично и в обратный путь выехали поздно, уже по сумеркам. Деревню Овсянку миновали ночью и, соответственно, к могилке писателя больше не завернули.
Ночные голоса
Лучший руководитель тот, у кого подчиненные много способней его.
Как быстро пролетела учеба в институте! Казалось, совсем недавно мы сидели на лекциях, бегали в кино и пивбары, сдавали какие-то сложные и не очень сложные экзамены. Еще вчера я трепетно и любовно изучал каждую буковку в только что полученном, новеньком, пахнувшем типографской краской документе под названием «Диплом»… А вот уже все друзья разлетелись по селам и весям нашей страны прокладывать свою дорогу в другой, уже взрослой и сложной жизни врача. Такая новая, неизведанная дорога легла и перед доктором — простите, пока только интерном Огурцовым, только начавшим изучать судебную медицину. Интернатура — это годовой последипломный курс углубленного изучения избранной специальности.
Как-то утром, по первому ноябрьскому снежку, интерн Огурцов бежал в наркологический диспансер. Нет, нет — вовсе не для того, чтобы получить специализированную помощь по их диспансерному профилю. Что вы, Огурцов практически не пил. Бежал потому, что было прохладно, бежал потому, что слегка опаздывал, бежал потому, что хотелось захватить на работе отдежурившего всю ночь собрата-интерна и будущего психиатра-нарколога Васю Валягина. Все дело в том, что Вася как-то обмолвился, что у него дома лежит старинная книга по судебной медицине, издания чуть ли не XIX века. И Вася обещал ее принести Огурцову.
— Только ты постарайся или к 19 часам прийти, или утром до восьми утра, ладно?
С вечера Огурцову попасть в диспансер не удалось, а похоже, и сейчас он опаздывает — городской транспорт, леший его раздери! И Огурцов побежал что было сил. Главное — перехватить Василия. Однако, как он ни торопился, минут на десять все-таки опоздал. В диспансере он прошмыгнул мимо вахтера и тихонько поднялся на третий этаж. В коридорах было пусто и непривычно тихо. Просочившись в ординаторскую, обнаружил в ней Валентина — нашего же сокурсника. Валька с крайне унылым видом сидел за столом и меланхолично листал какой-то справочник. Увидев Огурцова, он уныло спросил:
— Че приперся? Ты сейчас совсем здесь не к месту.
— Почему это не к месту? Мы с Васькой договорились… А кстати, где он? Неужели я опоздал? Он что, уже смылся?
И только тут до меня дошло, что Валентин сидит один и нет ни заведующего, ни других врачей. Да и Вася, слышимый обычно издалека, в пределах досягаемости огурцовских органов чувств не идентифицировался, что уже само по себе было удивительным.
— Значит, Вася не дождался, гадюка, — сказал Огурец и сел на диван. — А вообще, куда все подевались? — удивленно озираясь, спросил он.
— Куда, куда, — неопределенно ответил Валентин, — сказал бы я тебе в рифму куда, да лучше помолчу!
— Что, неужели Васенька опять что-то натворил? — догадался Огурцов.
— Сказать «натворил» — значит ничего не сказать, — ответил Валентин и как-то безнадежно махнул рукой.
Надо заметить, что Вася Валягин был человеком очень непоседливым и вечно попадал в какие-то истории, переделки и переплеты и благодаря таким историям был известен всему институту. Огурцов, догадавшись, что Васисуалий опять влип в какую-то историю, посмотрел на Валентина.
— Так что случилось? — спросил Огурцов, наливая чай из всегда горячего электрического самовара. — Колись давай!
— Да он выкинул такой номер, что все его прежние проделки — безобидная детская шалость пред нынешним фокусом! Может, мы Васю больше и не увидим, — делано-грустно добавил Валентин, хитро при этом улыбаясь.
ebooksa