— А что случилось?
— У нас снова убийство, женщину зарезали.
— В подъезде? — тупо спросил Огурцов.
— Почему в подъезде — на работе.
— На чьей работе?
— Так на ее… в общем, поехали в прокуратуру, мы сейчас мигалку включим.
До прокуратуры они под кваканье сирены и огоньки мигалок добирались не более десяти минут, и Огурцов, как был в сапогах и прочей рыбацкой одежонке, так и прошел в кабинет старшего следователя Неделиной.
— Дима, — с досадой бросила она, — где тебя черти носят?
— Что, опять шея? — И, увидев ее кивок, спросил: — А Посохин что?
И она рассказала ему и про шею, и про то, что Посохин был недалеко, но никаких улик против него нет. Даже следы его естественных отходов есть там, где он показал. Ну и ножа тоже нет. Вот нет, и все. Опера в полном составе уже весь день роют землю, но…
Но открылась дверь, и вошел мрачный Капустин.
— Все глухо. Нет ни ножа, нет никаких зацепок. — И, попив водички, сказал: — Это Посохин, голову на отсечение даю — он! Надо его брать и… И работать по полной.
— По полной, говоришь? А вот сегодня ночью… — И Огурцов рассказал о том, как ночью Посохин убегал от Черного.
Следователь и опер переглянулись:
— Не врешь?
— Век воли не видать! — цыкнул по-блатному Огурцов.
— Ладно, — подумав пяток минут, сказала следователь. — Брать, то есть задерживать, нам его не за что. Нет никаких зацепок. Он или очень опытный, или…
— …Или ему везет! — продолжил Капустин.
— Или везет, — согласилась Неделина. — И вот что! За Посохиным — плотное наблюдение, по полной форме. Но и про других тоже не забывайте. Все. Дима, завтра с утра посмотрим труп, опишем все, ладно?
— Хорошо, — ответил Огурцов. — В девять утра.