Корабль-призрак

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы встали, вынуждая наши тела разогнуться, не чувствуя ни рук, ни ног. Была ли это полная вода? Окончательно ли вернулся прилив? Мы этого не знали. Мой онемевший мозг искал ответ, понимая, что он важен, но не понимая почему. Дождь прекратился. По усеянному звездами небу неслись низкие облака. В чернильно-черной воде отражалась бледная луна.

— Ну что, идем? Который час? — Голос Пэтча скорее напоминал карканье вороны. — Бога ради, скажи мне, который час! Мои часы остановились.

Мои часы тоже остановились. Мы не могли узнать ни время, ни направление течения. Внезапный страх окончательно меня разбудил, изгнав сон из моего мозга. Я отчетливо понимал, что выбора у нас нет. Останься мы на той скале, мы все равно умерли бы от переохлаждения. Возможно, уже на следующий день или днем позже, но нас ждала верная смерть. Проведи мы там ночь, у нас не осталось бы сил проплыть эту милю. А вода была теплой. Теплее, чем промокшая ледяная одежда, в которую были закутаны наши тела, теплее, чем ветер и холодный проливной дождь, который все равно скоро пойдет. Кроме того, на нас были спасательные жилеты, и я подумал, что, если течение окажется не таким, как нам нужно, тут много скал, на которые можно выбраться и умереть.

— Ты готов? — спросил я.

Пэтч колебался, и внезапно я понял, что он в себе уже не уверен. Он был моряком. Он привык к судам, а не к морю как к стихии существования, в которой тело человека парит, как в невесомости.

— Пошли, — позвал его я. — Нам пора. Держись ко мне поближе и не разговаривай.

Мы полностью надули свои спасательные жилеты, а потом вместе шагнули с выступа скалы, на которой ютились. Когда мы впервые взобрались на этот выступ, он представлял собой тридцатифутовый обрыв со скалами у подножия. Сейчас мы просто шагнули в воду, теплую, поддерживающую наши тела воду и, лежа на спине, медленно поплыли на юг. Наши ноги были обращены в сторону Полярной звезды, которая время от времени выглядывала сквозь прорехи в изорванной ткани облаков.

Вскоре скалы остались позади. Мы держались на одной линии в нескольких футах друг от друга и плыли ритмично и неспешно, мягко покачиваясь на длинных, накатывающихся на рифы из открытого моря волнах. Мы слышали, как они разбиваются о далекие скалы — скалы к западу от нас, которые принимали на себя весь удар.

— Приближается шторм, — прошептал Пэтч.

Ветер стих. Волны были длинными, но плавными и без гребней. Море дремало, и его грудь тихо вздымалась. Да, я знал, что Пэтч прав. Хотя ветер был совсем легким, по небу спешили изорванные в клочья облака, а доносящийся с запада гул прибоя напоминал артиллерийский огонь и не предвещал ничего хорошего. Внезапно совершенно из ниоткуда вздыбилась волна. Она высоко подняла свой мохнатый гребень и тут же рассыпалась, обдав нас пеной и швырнув вперед. Мои ноги на мгновение коснулись камней. А затем все снова стихло, и мы продолжали плыть, а волны приподнимали и плавно опускали нас, приподнимали и опускали. Мы миновали один из похожих на часовых утесов, который видели во время отлива.

Скала, на которой мы провели полночи, уже исчезала, погружаясь под воду, так что стало понятно, что все идет по плану. Мы не пропустили высшую точку прилива. Пэтч повернулся вертикально и несколько секунд греб стоя.

— Я не вижу Грюн-а-Крок, — произнес он, стуча зубами. — Мне кажется, надо взять немного западнее.

И мы поплыли дальше. Теперь Полярная звезда и Большая Медведица были чуть слева. «Надолго ли нас хватит?» — спрашивал я себя. Мои зубы стучали, а море, которое поначалу показалось таким теплым, холодным компрессом леденило все мое тело. В наших желудках не было никакой еды, способной генерировать тепло. Я подумал, что скоро у одного из нас сведет судорогой ногу и это будет конец.

Пропитанная водой одежда тянула нас вниз. В надутых спасательных жилетах мы двигались медленно и неуклюже. Чтобы продвигаться вперед, надо было грести мощно и ритмично, но для этого была нужна энергия — жизненно важные и последние запасы энергии. Один Бог ведает, как долго мы плыли в ту ночь. Мне показалось, что прошла целая вечность. И каждый гребок был неуловимо слабее предыдущего. И я все время думал: если бы на мне был мой водолазный костюм или хотя бы ласты на ногах. Я уже много лет не плавал так медленно и неуклюже. Мой мозг погрузился в забытье, в трясину боли и бесконечной усталости. Я шел на глубину, к старому танкеру. Сквозь прозрачную и яркую, мерцающую разными цветами воду Средиземного моря. Меня окружал белый песок и серебристые проблески рыбешек, мне было тепло, и я беззаботно и свободно дышал через загубник…

— Джон! Джон!

Я открыл глаза. Меня окружала черная ночь. На секунду я подумал, что нахожусь на большой глубине, на грани того, чтобы погрузиться еще глубже. А затем я увидел звезду и услышал шум разбивающихся о скалы волн.

— Джон! — снова позвал меня голос из темноты.

— Да. Что случилось?

— Скала. Я ее вижу.

Это был голос Пэтча. «Странно, — подумал я. — Он еще ни разу не называл меня Джоном». А потом он произнес: