Он бросил на нее взгляд.
Кейт впервые посмотрела ему прямо в глаза.
– Ты предал нас.
Лучан отвернулся к дороге, по которой впереди них тряслась цыганская кибитка. Он посигналил, обогнал кибитку, объехал нескольких овец и снова повернулся к ней.
– Нет, Кейт. Я никогда этого не делал… Она сжала кулаки.
– Ты работал на них. Насколько я понимаю, ты и сейчас на них работаешь.
Лучан вздохнул.
– Кейт, но ведь ты видела, что я сделал с теми тремя…
– Ты сам говорил, стригои иногда не ладят друг с другом! – Она не заметила, как перешла на крик. – Это внутренние распри! Ты можешь быть с ними и против них одновременно. Ты предал нас! Врал нам! Стучал на нас!
Лучан утвердительно кивнул.
– Мне пришлось… чтобы вы остались в живых. Стри-гои знали, кого вы ищете. А поскольку я не спускал с вас глаз, они успокоились…
– Ты – один из них, – прошептала Кейт.
– Ты же знаешь, что нет! – резко бросил Лучан. – Чтобы доказать это, я и настоял на проведении анализа крови.
– Анализы можно подделать. Лучан остановился на обочине и повернулся к ней.
– Кейт, я боролся со стригоями с детства. Мои приемные родители погибли в борьбе с ними.
– Приемные родители? – Кейт вспомнила старого поэта с изысканными манерами, его любезную супругу; вспомнила она и два обескровленных трупа на столе в морге мединститута.
Лучан кивнул.
– Я сирота. Они усыновили меня, когда мне было четыре года. Моих родителей убили из-за медицинских опытов, которые они проводили на стригоях… Они пытались выделить ретровирус.
Кейт покачала головой.
– Твой отец был поэтом, а не врачом. Я же встречалась с ним, разве не помнишь?