– А кто здесь спал изначально? Чья эта комната?
Притужалов улыбнулся:
– Это была комната младшей дочери.
– Вы знали хозяев?
– Максик, – вмешалась Лиза. – Это был тысяча девятьсот третий год…
Старик улыбнулся:
– Просто я видел все комнаты, а вы – еще нет. Здесь явно жил младший ребенок, и убранство комнаты до того, как здесь побывали эти сумасшедшие подростки, выглядело иначе. Тут были куклы и платьица, которых сейчас уже, конечно, нет: все уничтожили.
– Ну, хоть что-то осталось.
– Сохранил все, что мог.
– Вы сделали большое дело, правда. – Лиза искренне улыбнулась.
– Да ну что вы, разве это большое дело!
– Очень большое! Если бы все относились к прошлому так же бережно, мы значительно лучше понимали бы настоящее.
Старик пожал плечами:
– Может быть…
– Уверяю вас! – Лиза еще раз оглядела комнату и вернулась в холл. – Здесь вторая детская? – она приоткрыла соседнюю дверь. – Можно?
– Конечно.
Эта комната была похожа на предыдущую, правда, узкая кровать, аккуратно заправленная старым красным пледом, и журнальный столик напротив были не единственными предметами интерьера. В углу стоял большой шкаф с тяжелыми дверцами. Он выглядел таким ветхим, что, казалось, развалится, если его открыть. Окна были зашторены плотными занавесками багрового цвета. На полу лежал небольшой ковер, на котором был изображен пьющий из ручья олень. Серые обои кое-где отошли от стен, вдоль плинтуса растянулась широкая полоска плесени. В углах и на потолке были заметны разводы, словно эта комната больше всего пострадала от проливных дождей. Да и сыростью здесь пахло сильнее, чем на первом этаже.
– Тут более влажно, – заметила Лиза.
– Да, эта часть дома живет без солнечных лучей, так построен особняк. Пустая комната на первом этаже и самая большая на втором, куда мы сейчас зайдем, летом просто купаются в лучах солнца, а эта часть всегда в полумраке. Зато тут прохладнее всего!
– Это тоже детская? – уточнил Макс.