Ответ донесся вместе с изможденным вздохом:
– Да.
– Не слышу!
Мартинес посмотрел на него:
– Да… Я понял.
– А ты, Стивенс?
– Да, Филип. – В голосе доктора слышалось презрение. – Прекрасное заключительное слово. Вам бы адвокатом быть.
– Элис?
Девушка быстро и резко кивнула.
Губернатор посмотрел на Лилли:
– А ты? Тебе все ясно?
Лилли молча смотрела в пол.
Губернатор подошел ближе:
– Не слышу согласия. Спрошу снова, Лилли. Ты поняла соглашение?
Лилли отказывалась говорить.
Губернатор вытащил свой армейский «кольт» 45-го калибра с перламутровой рукояткой, передернул затвор и приставил дуло к голове девушки. Но, прежде чем он успел еще хоть что-то сказать или пустить ей пулю в макушку, Лилли посмотрела на него:
– Я поняла.
– ДАМЫ И ГОСПОДА! – Гнусавый голос паренька-фермера с треском раздался в громкоговорителях арены, эхом разнесшись над хаосом, который царил позади сетчатого ограждения. Зрители на трибунах сбились в плотную группу, но ни один человек не покинул стадион. Некоторые откинулись на спины, напившись, и взирали в безлунное ночное небо. Другие передавали туда-сюда бутылки с выпивкой, пытаясь заглушить ужасы той бойни, которую они только что наблюдали на поле.
Кое-кто из пьянчуг швырял на арену мусор и пустые бутылки, раздражая прикованных цепями кусачих, которые беспомощно барахтались в своих оковах. С их прогнивших губ сочилась черная слюна. Двое погибших борцов валялись на земле вне досягаемости зомби, толпа ревела и свистела. Это продолжалось практически час.
Голос в громкоговорителе объявил: