Третий… третий вообще был странен. Он не снимал темных очков, и если черные глазки девушки под прилизанными на лбу, стянутыми в пучок волосами Клава видел, если потухшие глаза того парня в кроссовках скользнули по нему, то третий остался непроницаем. Он был худощав и высок, темные волосы сидели на голове, как нарисованные. Не было у него ни усов, ни бороды, и удивительно безликим казался правильный овал лица. Черный костюм, черный галстук-селедочка, папка под мышкой. И глуховатый голос.
Гости спросили, не сдает ли Клавдий Павлович Саватеев квартиру.
– А… обождите?! А чего ко мне?! – насторожился дед.
Они объяснили. Соседка порекомендовала. Они студенты, им нужно заниматься в научной библиотеке, поэтому ценность жилья – в близости к ней. Все было бы хорошо, не знай дел Клава эту соседку лично. Она умерла год назад.
Он сглотнул слюну. В кустах отвратительно верещали кузнечики.
– А… эта! Студенты… Эт-та хорошо. Студенческие билеты ваши позвольте, значится, предъявить!
Троица переглянулась, очки главного семафорно сверкнули. Потом девушка открыла сумочку и достала оттуда – нет, не пачку студенческих. Пачку долларовых бумажек. Перехваченных резинкой. Из сумочки, видимо, из невыключенного плеера, донеслось жужжание: будь дед Клава знатоком английского, он сразу бы распознал щебечущий, хрипловатый и нарочито простой голос Сюзанны де Веги, славящейся исполнением своих песен почти без аккомпанемента. Но Клава только закрутил головой. Солнце перестало светить, кузнечики умолкли, а долларовый знак замерцал где-то над ним, как горний ангел.
– Так, значится… – Дед Клава уронил газету и облизнул сухие губы. – А эта… развратничать не будете?!
Девушка молча нагнулась, подняла газетный лист, отряхнула и вежливо положила на стол. При этом края пиджачка слегка разошлись и обнажили татуировку. Если бы дед Клава был силен глазами, то увидел бы на верхней части правой груди девушки зеленоватую половинку венка неизвестно какого растения, но – половинку ровно по вертикали. Однако старик принял это за обыкновенное родимое пятно. Он поморгал глазами и, понимая, что бессмысленно уже что-либо спрашивать, выдавил:
– А деньги – сразу! За год, вот!!!
Очкастый назвал сумму. Дед Клава, еще ошарашенный, кивнул. Тогда очкастый посмотрел на девушку, и она начала отсчитывать деньги. Свет, падавший из дыр тополиной кроны, лился по ее черным, гладким, как смазанным маслом, волосам. Веер высовывался из-за острого локотка.
И что-то почудилось деду Клаве, когда эти бумажки начали движение к нему. Какое-то слово, похожее на шелест или скрип: абрас-с-с… Абраксас… Но он уже не задумывался. Он торопливо принимал доллары, в нетерпении их пересчитать, а девушка говорила жестко:
– Договор будем заключать? Ключи.
– Договор? Зачем договор! – Дед Клава поднял слезящиеся от радости глаза. – Какой такой договор, девонька?! За все уплОчено.
– Ключи! – гулко повторил очкастый.
Дед Клава подскочил, оторвав плоский зад в галифе от скамьи. Ключи он хранил дома. Но отчего-то тот, очкастый, тихо произнес:
– Ключи у вас в кармане… брюк!
И совершенно ошарашенный дед Клава, сунув руку туда, обнаружил ключи от квартиры в Октябрьском. Он неверяще смотрел на них: это зачем он их вытащил-то сейчас во двор? Ключи забрала из его морщинистой ладони белая лапка девушки.
Перед тем, как они ушли, очкастый повернулся и тихо попросил:
– Не беспокойте нас, пожалуйста. Мы будем усиленно заниматься!
ebooksa