Он перегнулся через подоконник, а Майя инстинктивно схватила его за джинсы.
– Осторожно! Ты что там высматриваешь?
– Да какое-то идет оттуда… снизу. Нехорошее, – рассеянно пробормотал он. – Ладно. Замнем. Ну что, давай собираться? Чтобы не шокировать соседей?
– Давай.
Лифт покорно спустил их на первый этаж. Майя открыла дверь своей двухместки, сняла ее с сигнализации и уселась за руль. Ступни ощутили привычную ребристость педалей – она специально поставила такие с пупырышками – забросила назад, в крохотное пространство-бардачок, туфли. Алексей сел рядом, он почему-то заинтересованно рассматривал окна дома.
– Поедем? Мы что-то забыли, нет?
– Нет. Поехали. – Он откинулся на спинку сидения.
Автомобильчик, мигая поворотниками, отъехал со стоянки. А на девятом этаже колыхнулась занавеска. Их проводили взглядом.
Если бы Алексей в эту минуту поднял голову и посмотрел вверх, то наткнулся б на прямой и острый, словно разящий клинок, выстрел яростного, безжалостного Зла.
Тексты
Мирикла, Патрина и Зло
Это случилось в один из дней, когда все так же на втором этаже особняка пылал камин, диковинный и вроде как лишний в летний вечер, а Мирикла лежала на тахте в багровом шифоновом халате, смуглолицая, с распущенными черно-седыми волосами, вытянув к огню длинные, безупречно-оливковые ноги с браслетами, ловя пальцами пламенные тени. В волосах ее, глазами призрака, сверкали монисто – австро-венгерские монеты и двадцатидолларовки начала века. Роскошное тело цыганки, с крепкими еще грудями и гибкими бедрами, почти полностью просматривалось под нежной тканью халата, но никого это здесь не смущало. Патрина, в простеньком цыганском платье, пристроилась с краю тахты, сложив на коленях толстую книгу в переплете телячьей кожи, с медной застежкой, больно бившей по икрам. Она, как обычно, читала сначала про короля Ладислава и его воевод, но потом смолкла, запнувшись, а Мирикла не приказала продолжить. И девочка, понимая, что старая цыганка погрузилась в область каких-то других мыслей, подставила черную голову под худую, в мельчайших неприметных морщинах руку с тяжелыми серебряными украшениями.
– Мири! – проговорила девочка. – А у тебя много таких книг?
– Много! – Мирикла погладила девочку по голове. – Очень много. Весь дом забит ими. И их не унесешь с собой, Патри. Увы. А нам, наверно, скоро придется уезжать.
– Куда?
– Не знаю. Надо думать.
Девочка подумала. Поковыряла ногтем коричневую телячью кожу фолианта. Спросила снова:
– А почему ты сама себе не родила дочку, Мири, а взяла меня?!
Цыганка помедлила. Подперла рукой острый, гордый подбородок, устремила черные глаза в огонь за бронзовой решеткой. Под высоким потолком метались тени.
– На меня наложено заклятье, – хрипло ответила она, наконец. – Я не смогу никогда родить. А если рожу, то… то лучше мне не рожать. Мой муж, Георгий Антанадис, об этом знал.