Мы все отслеживаем: заметки на столах в министерстве внутренних дел, министерстве юстиции, Управлении тюрем и еще звонок из Штатов: немолодой и занятой человек, для него время – деньги. Информация, им предоставленная, может иметь решающее значение…
– Они знают, что все это временно? – интересуюсь я.
– И что он выйдет через сорок восемь часов.
– А если ему понадобится покинуть территорию раньше?…
Уитман вздыхает:
– Я всегда на телефоне. Скорее всего, проблемы у него возникнут.
– Место вполне надежное, – парирую я.
– И все же вы хотите, чтобы я был настороже.
– Разумеется.
Уитман опять вздыхает. Я жду.
Наконец, он говорит:
– Каждый наш с ним контакт портит его репутацию. Я привез его, и я увезу. Люди будут болтать. Вы знаете, они уже болтают. Возникнут вопросы обо мне, но это полбеды, но ведь не только обо мне. Да, я понимаю, вы делаете все, чтобы Вашингтон был не в курсе, хотите сохранить тайну, пока не будете вынуждены…
Опять Вашингтон. А Уитман знает, как работает Вашингтон, знает, где скрыты риски, откуда ждать нападения.
– У нас три недели, – напоминаю я.
– В идеале. Может, все закончится и раньше. Даже если нет…
Йоханссон уже выйдет оттуда, будем надеяться.
– Я же сказала, мы все отслеживаем.
– И будете согласовывать с ними, если придется?
– Вы же знаете, что да. – Еще одна гнетущая пауза, но уже другой ритм молчания, скептицизм Уитмана струится по проводам. – Обещаю, Майк. – Интересно, он уловил, что это ложь?
Но он не задал вопрос: зачем мне понадобилось помещать человека в Программу? Он не желает это знать.