Эль Дьябло

– Ты уверен, Манка делал именно это? – спросил старика пожилой испанец.

– Да, сеньор, – кивнул тот, еле держась на ногах.

– Хорошо, – буркнул рыцарь. – Тогда давай – выполни своё обещание. Иначе, клянусь кровью Спасителя, я выпотрошу всю твою семью на твоих же глазах. – Последнее, что они увидят в этой жизни, будет завлекательное зрелище, как ты жрёшь их внутренности.

Соратник конкистадора дрожал всем телом.

– Франсиско, во имя Господа, одумайся! Неужели ты хочешь подражать нехристям? Мы пришли сюда нести веру Христову, установить крест святой на землях язычников, а не ублажать нечистого… Вспомни проповедь: мёд Сатаны сладок, но горечь на устах…

– Хуан, прекрати скулить! – Рыцарь сплюнул на камни тёмной слюной. – Господь нам не поможет. Как ты думаешь, откуда у этого предателя Манки вдруг, словно из-под земли, выросли сто тысяч отборных солдат? Поверь – это дело не Иисуса. Нам с тобой осталось недолго, – язычники прибывают и прибывают, скоро кастильское мясо украсит их алтари. Если Дьявол нам поможет, я заключу сделку с ним… Ты ведь знаешь, Хуан, грех можно замолить. Начнём потрошить девок, брат[11], – сейчас не время для жалости.

…Михаил, затаив дыхание, наблюдал: оба рыцаря (пожилой то и дело сетовал на тяжесть и неудобство доспехов) вспарывали животы мёртвым женщинам. Кровавая работа была им не в новинку, даже молодому испанцу, – они работали ловко и бодро, как положено опытным мясникам. Мигель в своё время читал в хрониках завоевания Перу: испанские конкистадоры часто разделывали тела индейцев, чтобы кормить своих собак[12].

Справившись с задачей, забрызганный кровью жертв Франсиско кивнул старику:

– Теперь твоя очередь. Работай так быстро, насколько это возможно.

Целых четыре часа пленные индейцы под руководством старого жреца сооружали кукол. Михаил впервые воочию увидел, как, пусть и не столь ювелирно, мог работать Художник. Тела набивали сладко пахнущими травами, запихивали в утробу лепестки магнолии и зашивали на скорую руку. Озадачили Михаила две вещи. Первая – трупы никто не расчленял, вторая – убийцы не красили лица покойниц алым и не разливали содержимое вен у корней дерева: кровь просто стекала под ноги, на неё никто не обращал внимания. Закончив чудовищный ритуал, индейцы встали вокруг магнолии подобием русского хоровода. Склонив головы (словно пытаясь разглядеть что-то под босыми ногами), пленные хором затянули мрачную песню на языке кечуа. Как только припев заканчивался, они ударяли ступнёй в землю, и вверх летели брызги крови. Уже совсем стемнело, и жертвоприношение освещалось только факелами в руках рыцарей. Пожилой был потрясающе спокоен. Молодой определённо нервничал, но, очевидно, его заботил не сам факт массового убийства, а лишь ощущение греха и низкопоклонства тёмным силам.

Пение оборвалось.

Индейцы разомкнули круг. Все, за исключением жреца, подошли к краю скалы. Закрыли глаза. Пропели славословие, прося Уку Пача принять их к себе. И прыгнули вниз. Старик-жрец остался стоять на месте – сомкнув веки, он продолжал тянуть зловещую песню. Франсиско не обратил внимания на самоубийство индейцев, но Хуан перекрестился.

– Не нравится мне это… – вновь начал он.

– Заткнись, – прервал его Франсиско. – Милостей ждать не от кого. Как рассказала мне эта тварь, Манка принёс в жертву триста девок, а я за неделю зарежу пятьсот: кому из нас достанется благосклонное внимание? Мы с тобой оба бастарды, наши матери стирали бельё у господ, – где мы оказались бы сейчас, не сумей схватить фортуну за загривок? И я, и ты своими зубами выгрызли себе чины, звания, золото. Не забудь: нас здесь семьсот человек, нехристи очухались и осознали – испанцев тоже можно убивать, мы не боги с заоблачных высот, не сыны Виракочи. Не нравится? Тогда просто терпи, как делаю я.

Он толкнул старого жреца. Тот открыл глаза.

– Как ты думаешь, мои дары духам достаточно щедры?

– Более чем, – сказал индеец, тщательно выговаривая испанские слова. – Те, кто спускается в Уку Пача без даров, не возвращаются – их убивают ядовитые испарения. Стоит лишь не поскупиться, и властители подземного мира почтят тебя вниманием. Хотя нужно ли идти туда, бородач[13]? Инка Манка исчез в Уку Пача всего на три часа, а когда появился вновь, он больше не был уже человеком. Подземная страна меняет – так, как ты не можешь представить в своих самых страшных снах. Пусть нерождённые даровали Манке войско призраков, ведаешь ли ты, что именно он отдал взамен? Ходы между мирами Уку Пача и Кай Пача не имеют дверей и засовов, – нужно только принести кровавые жертвы, и тебе позволят войти… Однако многие люди, потерявшие власть и богатство, предпочли умирать в нищете, но не потревожили нерождённых. Инка сошёл с ума: он считал, если бог Виракоча ему не помог, нужно упасть к ногам монстров подземного мира. Но бородач не умнее Манки: ты совершаешь ужасную ошибку, и она будет стоить тебе жизни. Инка никогда не говорил о тех, кого встретил в недрах Уку Пача. Ты хоть представляешь, с кем именно тебе придётся столкнуться?

Хуан истово перекрестился дрожащей рукой.

– Да хоть с Сатаной, – прохрипел Франсиско, меняясь в лице. – Я…

– Сатана? – усмехнулся индеец. – Ты думаешь, он самое страшное, что существует? В Уку Пача обитают такие создания, у которых сам Дьявол на побегушках, приносит им на завтрак сладкий картофель и старательно набивает трубку лучшим табаком. Ушедшие пообщаться с мертвецами вернулись чужими, а многие и вовсе сгинули навеки. Бородач, это не из тех сказок, что детям рассказывают на ночь. Уку Пача заманивает к себе. Есть расщелины, пещеры, ручьи и даже специально построенные шахты: просто принеси жертву да заходи. Тебя разве не пугает, что Великий Инка больше сам не свой, когда управляет призрачными воинами? У него нет даже зрачков, глаза залиты тьмой. Ночью царь воет так, что кровь стынет в жилах, – поверь, я сам это слышал. Остановись.