Ночное кино

– Так где он соврал-то?

– Он правильно сказал, что горничная видела Сандру на тридцатом этаже. Но как только она покатила тележку по коридору, он стал вольничать. На самом деле горничная назвала ее espiritu rojo, красным призраком. Она и не думала, что там человек сидит, – решила, что заблудшая душа, застряла между жизнью и смертью. Чем ближе подходила, тем сильнее чувствовалось что-то, как будто менялось земное притяжение. Она присела на корточки и увидела, что Сандра inconsciente. Без сознания. Но не от наркотиков. Горничная ее назвала una mujer de las sombras. Женщина из теней. – Он пожал плечами. – Без понятия, что это значит. Горничная ее потрогала, и Сандра была холодная как лед. Тогда горничная потрясла ее за плечи, Сандра открыла глаза, и горничная увидела la cara de la muerte. Лик смерти. – Он умолк, поразмыслил и прибавил: – Она сказала, Сандра меченая.

– В каком смысле?

– Дьяволом. Я же говорю – эта Лупе психованная. Сказала, что у Сандры в левом глазу второй зрачок, какая-то фигня, и… – Он отшвырнул сигарету. – Она это назвала huella del mal. – Он каблуком затоптал окурок, поднял голову и, кажется, удивился, до чего жадно мы ждем перевода. – Это значит «печать зла», – пояснил он.

– Вот почему она себе в левый глаз тыкала, – сказал я.

Нора, онемев, смотрела на Хоппера. Только плотнее скрутила пакет с пальто, будто старалась не выпустить наружу его aura negativo[36].

– А потом что? – спросил я. – На руках у Гвадалупе появились стигматы?

– Она перепугалась, побежала в подвал, схватила сумку, ушла и до вечера проторчала в церкви. Охрану не вызывала – Хашим потому и злился. Она не соблюла протокол. Хашим думал, Сандра бездомная, пригрозил Гвадалупе, что пожалуется на нее начальству. Из-за нас у нее, похоже, проблемы.

Логично. Видимо, с такой странной гримасой глядя в зеркало, Гвадалупе в ужасе раздумывала о том, что рискует потерять работу.

Судя по всему, Хоппер от этой истории предпочитал отмахнуться. Вынул телефон из кармана, пролистал сообщения.

– Я поскакал, – объявил он. – Пока привет.

И, мельком улыбнувшись, ступил на мостовую.

По Парк-авеню приливной волной катили машины, но Хоппер потрусил им наперерез – то ли не замечал, то ли плевать хотел, что его могут сбить. Такси дало по тормозам и загудело, но Хоппер даже не обернулся, прыгнул на разделительную полосу, переждал поток на встречной и устремился к тротуару, а мы с Норой молча смотрели ему вслед.

26

Нора не хотела, чтоб я подвозил ее домой, но я настоял, и она велела остановиться на углу Девятой и Пятьдесят второй. По дороге мы ни словом не обменялись.

День выдался, мягко говоря, долгий. Я ничего не ел, кроме желейных конфет и кукурузных чипсов. От беспрестанного Хопперова курения в голове завелась тупая боль. Все, что мы выяснили про Александру, – побег из «Брайарвуда», видение, явленное горничной, – было слишком свежо и осмыслению в такой час не поддавалось. Надо вернуться домой, залить в себя стакан, уснуть и посмотреть, как оно все будет выглядеть поутру.

Я свернул влево на Девятую и затормозил перед корейским продуктовым.

– Спасибо, что подвез, – сказала Нора, вцепившись в сумочную лямку и открывая дверцу.

– А работу ты сегодня прогуляла? – спросил я. – Во «Временах года»?

– Ой, да нет. У меня вчера был последний день. Постоянная девочка рожала, а теперь вернулась. Я завтра выхожу официанткой в «Марс две тысячи сто двенадцать».

– Где твоя квартира?