Тень мальчика

А это что? Мужской свитер… Он узнал его. Это его, Данни Катца, свитер валяется на полу… Чертовщина какая-то.

Нижняя часть тела оголена. Волосы на лобке взлохмачены. Из груди торчит нож, и этот нож ему тоже знаком. Это его кухонный нож.

Вот так она и умерла. Как животное на бойне. Точный удар ножом в сердце.

Никогда не проверял корзину с грязным бельем в ванной. Никогда не проверял ящик с кухонными принадлежностями.

Он, мало что соображая, опустился на колени рядом с трупом. Посмотрел на дисплей зажатого в руке мобильника. Пропущенные звонки… семь штук. Все с его телефона. Последний – полчаса назад.

Осмотрелся. По стенам книжные полки; значит, в этой комнате что-то вроде семейной библиотеки. Наверняка в квартире еще полно принадлежащих ему вещей. Кто-то принес их сюда специально, и наверняка они валяются где-то еще. Хотели показать, что Катц здесь как дома. Может, даже в спальне на первом этаже…

Куртка «Песец» в подземном гараже – только теперь он сообразил, что это не «такая же», а его куртка. Неизвестный был в его куртке.

Катц вышел, пятясь, в кабинет Клингберга и здесь уже не смог удержать позыв – его вырвало прямо на пол.

И что теперь делать? Отпечатки его пальцев повсюду, на компьютере, на письменном столе, на ручках дверей, перилах лестницы, на чугунной решетке в холле, в «лексусе»… этот чертов «лексус» наверняка так и стоит там, в гараже.

Он пошевелил мышкой – ее Hotmail выведен на отдельную иконку. Последние мейлы – она просит его прийти, и его короткий ответ. О’кей. Полузнакомым людям так не отвечают. Вполне можно предположить, что у него с Ангелой близкие отношения. Ближе некуда… Он ведь чуть не переселился к ней со своими шмотками.

За окном послышался вой полицейских сирен. Он огляделся – скоро все это будет оцеплено лентами и опечатано. Место преступления. Убийства. Надо бы дождаться патрульных, попытаться объяснить, как и что произошло, но он прекрасно понимал, что никто ему не поверит. Слишком уж хорошо все инсценировано – любая мелочь указывает, что убийца именно он.

Сирены были уже совсем близко, скорее всего, несколько машин.

Он сбежал по лестнице и закрыл чугунную решетку. Три замка, из верхнего торчит ключ. Сама впустила убийцу?

Сирены внезапно, как по команде, замолчали. Возможно, полицейские уже в подъезде.

Трясущимися руками он запер все три замка. Закрыл и входную дверь, повернул вертушку и задвинул засов. Сколько им понадобится, чтобы разрезать решетку и взломать дверь? Четверть часа? Двадцать минут?

Опять взбежал по лестнице и рванулся к стеклянной двери на террасу. Слава богу, открыта. Вылетел на свежий воздух и глубоко вдохнул. Здесь ничем не пахло, исчез этот мерзкий сладковатый запах медленно сворачивающейся крови, подернутой блестящей пленкой, как неумело приготовленный соус. Исчез и запах, который его будет еще долго преследовать: запах смертельного ужаса жертвы перед убийцей.

Пол террасы немного опущен, но если встать на перила, можно попробовать… Он так и сделал: встал на широкие дубовые перила, зацепился за желоб, подтянулся и выбрался на крышу. Чайки постарались – черепица покрыта многолетним слоем помета. Шесть этажей до земли, и скат намного круче, чем ему представлялось. Катц боялся высоты, всю жизнь он боялся высоты, мало того – с возрастом стало хуже. У него сильно закружилась голова.

Закрыл глаза и понял, что не в состоянии сдвинуться с места. Его парализовал страх.

Заставил себя посмотреть. В пяти метрах направо была металлическая лестница к дымовой трубе.

Данни потрогал ногой невысокий, сантиметров семь-восемь, снегозащитный барьер – достаточно ли крепок? Почему-то, когда он лез на крышу, об этом не думал. Раскинул руки и медленно двинулся вперед, не отводя глаз от грязной черепицы. Только не смотреть вниз. Только не смотреть вниз. Осталось три метра. Два. Пути назад нет. Прижался животом к терракотовой волне черепицы и сделал последний шаг.