Последняя побудка

22
18
20
22
24
26
28
30

“Ну, вот и все”, – подумали мы. И стали пить дальше. Хозяин начал прибираться. Потом кто-то прибежал и сказал, что возвращается второй молодчик, ну, тот, который с самого начала был с первым. Беда в том, что тот, второй, все перепутал. Он услышал, что его дружка застрелил не ковбой, а фараонщик. Это было не так глупо – ведь они перед тем поругались. Теперь он явился свести счеты. Ну а уж фараонщик – сроду я не видел, чтобы человек так перетрухнул. Он пистолета и в руках не держал. В ящике пистолет оказался только потому, что хозяин его туда положил. Фараонщик не хотел никаких неприятностей, не собирался ни во что влипать, но у него не было выбора. Удрать он не мог. Тот молодчик все равно бы его догнал. Но он был молодцом. Ничего не скажешь. Схватил пистолет, который бросил ковбой, и стал соображать, как быть, и тут вмешался Эрп.

Сначала я думал, что Эрп сам возьмет пистолет и выстрелит. Я почувствовал чуть ли не облегчение. Но не тут-то было. Не знаю почему, но он вдруг стал разговаривать с тем фараонщиком, и я до сих пор точно помню, что он сказал. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь говорил так здорово: это была целая лекция о том, как надо стрелять; не чепуха, которую пишут в книжках, а каждое слово по делу.

“Не давай ему шанса. Он сейчас будет стрелять. Держи палец на курке, но не стреляй, пока не будешь уверен, куда стреляешь. Меть в брюхо, пониже. Пистолет даст отдачу, но ты держи его покрепче и подожди, пока он подойдет поближе, тогда не промахнешься. Не волнуйся и не спеши”.

Тут появился в дверях тот молодчик, и Эрп быстренько отошел. Фараонщик упрашивал того прекратить, а он шел к нему и стрелял. Видно было, как пули ударяются в стену. Тут фараонщик схватил пистолет и стал ждать. Господи, он ждал и думал, что теперь уж тот не промахнется. А малый все подходил и уже совсем навис над ним, но тут фараонщик прицелился и дважды выстрелил, оба раза попал, причем вторая пуля – в сердце. Я ничего подобного в жизни не видел. Фараонщик повернулся к Эрпу и стал его благодарить, а Эрп только улыбался. Последнее, что я о них узнал, – что фараонщик куда-то ушел из города вместе с ковбоем.

Так они и ехали: старик пил, правил лошадью, рассказывал истории. Он давно покончил со своей бутылкой, отшвырнул ее, откинувшись назад, пошарил в переметной суме и извлек новую. Даже бутылку он бросил как-то неловко. “Хорошо хоть не стал по ней стрелять”, – подумал Прентис. Он боялся, что старик, подбросив бутылку, выхватит пистолет и пальнет, а это было бы уже слишком. Пьянство, стрельба, и всем будет все ясно. Но старик продолжал говорить, и снова Прентис чувствовал, что бессилен против его чар. Он чувствовал, что в этот день старик как будто вспоминает историю всей своей жизни, каждую ее подробность, выстраивая их, пока цепочка не приведет к сегодняшнему дню. Проверка фактов, совести, всего остального, поиск какого-то смысла; и Прентис не мог оставаться равнодушным. После тех гор и той зимы старик отправился на юг, поближе к теплу, он больше не мог выносить холода и пришел в Техас, а оттуда – в Мексику, и все дальше и дальше продвигался на юг, пока не дошел до самых джунглей и лишь тогда повернул назад. На это ушли годы. Он искал золото. Останавливался в деревнях и помогал крестьянам обрабатывать землю. И снова работал погонщиком скота.

– Там есть один город. Парраль. Я останавливался в нем и по пути туда, и по пути обратно. Тридцать лет назад. Большой город, гостеприимный. Интересно, много ли там изменилось? Майор говорит, мы идем туда. Это вроде как ворота на юг, и если Вилья где-нибудь поблизости, там должны знать.

Теперь он произносил слова невнятно, говорил медленно, односложно – явно утомился. Он еще раз глотнул из бутылки, ослабил поводья и огляделся.

– Мне надо отойти.

Старик произнес эти слова так решительно, как будто это-то он знал наверняка и мог выговорить твердо. Он соскочил с лошади. Его левое колено подогнулось, и он чуть не упал. Потом выпрямился, выпятил грудь, глядя прямо перед собой, указал на камень и двинулся к нему. По пути он пошатывался, затем долго возился со штанами, наконец расстегнул их и, подождав немного, помочился на камень. Камень потемнел от брызг. Он подвигал тазом, целясь в те места, что остались сухими. Наконец осталось только одно сухое пятнышко; но струя иссякла, больше не разбрызгивалась; он напрягся и последняя крошечная струйка мочи окрасила сухое место в темный цвет.

– Во, – сказал он, кивнул и застегнул штаны. Повернулся, улыбнулся, двинулся назад и упал.

Что-то хрустнуло. Он полежал, потом попытался подняться и снова безвольно свалился на землю.

Прентис соскочил с лошади и кинулся к нему.

– Вы в порядке? – Он схватил его. Рубашка старика промокла от пота.

– Устал. Все будет нормально. Прентис помог ему подняться.

– Точно?

– Елки-палки, я же сказал тебе, разве нет? Сказал, все будет нормально.

Прентис оглядел камень, о который старик ударился грудью. Старик стряхнул его руки.

– Повторяю, оставь меня в покое.

– Вы не сказали оставить вас в покое.

– Ну, значит, теперь говорю.