Услышав в темноте вздох отца, журналистка оставила Джун и подошла к нему.
– Что случилось? – спросила она.
Свет фонаря Кендала был направлен на нишу, находящуюся футах в пятнадцати от железной двери. В нише лежали с десяток рваных джутовых мешков. Лоренс снял со спины рюкзак, нервно вздохнул, сделал шаг в нишу, опустился на одно колено и сунул руку в один из мешков.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Куинн. – Они пустые?
Вместо ответа его коллега бросил что-то из темноты на пол штрека.
На камень возле ноги Эбигейл глухо шлепнулся брусок золота. За ним прилетел второй, а потом и третий. Девушка наклонилась и подняла слиток. В руке он выглядел небольшим, но казался непропорционально тяжелым для своего размера. Желтый металл тускло отсвечивал под лучом фонаря, а поверхность бруска портили выщерблины и сколы. На ощупь он был шероховатый и холодный, как кусок льда.
– Вы держите в руке более двухсот восьмидесяти тысяч долларов, – сказал Куинн.
В нише всхлипнул Лоренс.
Эбигейл вошла в нишу.
– Что такое?
Тот покачал головой.
– Слишком долго я этого ждал.
Коллинс тем временем уже просматривал другие мешки.
– Я насчитал шестьдесят один слиток, – объявил он наконец.
Кендал закрыл глаза и быстро произвел нехитрые подсчеты.
– Почти восемнадцать миллионов… Господи, у меня мурашки по всему телу! Посмотри! – Он посветил на свою дрожащую правую руку.
Обернувшись, Эбигейл увидела, что Джун ушла в другую часть шахты.
– Пойду посмотрю, что там и как, – решила девушка.
Она поднялась и прошла за миссис Тозер. Та брела в темноте, не обращая ни на что внимания, качая головой и невнятно бормоча что-то себе под нос.
– Что случилось, милая? Что с тобой? – заботливо спросила журналистка.