Абандон. Брошенный город

22
18
20
22
24
26
28
30

Лучи фонарей забегали по сохранившимся конструкциям второго уровня, высоким дверным и оконным проемам. Три крыла устояли под натиском времени, а от четвертого остался зияющий провал, в который вполне можно было бы въехать на автобусе. Через него ветер заметал в особняк снег, постепенно разрушавший все, к чему он прикасался. Еще одна-две зимы, подумала Эбигейл, и действие воды распространится и на лестницу.

– Стю, если тревога опять ложная, я не знаю, что с тобой сделаю, и… – Не договорив, Айзея вскинул пистолет и сделал знак своим людям, которые последовали его примеру. Теперь их ясно слышала и Эбигейл – быстрые, легкие шаги. Айзея и Стю осторожно и бесшумно сошли с лестницы и двинулись в сторону западного крыла.

Шагов через двадцать предводитель бандитов остановился и поднял руку, указывая на дверь в начале коридора. Потом, отсчитав на пальцах с трех до нуля, он с силой пнул дверь ногой, и та с треском сорвалась с проржавевших петель.

В то же мгновение особняк наполнился пронзительными, режущими ухо криками, напоминающими вопли женщин, которых убивают. Целая стая теней вывалилась из комнаты и устремилась к лестнице. Джун вскрикнула, а Эбигейл вдруг оказалась среди ослепительных вспышек и приглушенных хлопков.

С полдюжины койотов промчались мимо нее, слетели по ступенькам вниз и бросились дальше, в переднюю, после чего с тявканьем, одновременно бодрым и демоническим, вырвались в ночь через распахнутые дубовые двери.

Глава 25

Вслед за Лоренсом группа двинулась к восточному крылу третьего этажа. Голова у Эбигейл раскалывалась, а теперь еще и левая сторона ее лица опухла и горела.

В свете фонаря перед ней предстала удручающая картина упадка: деревянные панели на стенах деформировались и почернели от плесени. Миновав небольшую гостиную, они вышли к створным дверям. Кендал распахнул их, и заржавевшие петли заскрипели.

Перед ними лежал короткий коридор. Профессор указал на первую дверь справа.

– Здесь был кабинет Барта. А слева, напротив, – гостевая комната.

Журналистка посветила внутрь. Обстановка в комнате не отличалась роскошью. Скорее, наоборот: там были только две узкие кровати с разбитыми столбиками и спинками, истлевшие матрасы, от которых остались только кучки мусора, опрокинутый комод, камин и платяной шкаф.

После короткой остановки группа двинулась дальше, пробираясь между кусками упавших со стен огромных рам.

– Что такого было в твоем блокноте, что ты потащил нас в это крыло? – спросил Айзея.

– В восемьсот восемьдесят девятом году Пакер нанял архитектора Брюса Прайса для проектировки задуманного им особняка. В прошлом году мне крупно повезло: работая в Нью-Йоркской публичной библиотеке, я наткнулся на окончательный поэтажный план. Так вот, снятые с оригинала копии не соответствуют тому, что имеется в действительности, – рассказал Кендал.

Он открыл дверь в конце коридора и вошел в комнату. Айзея и остальные последовали за ним.

Спальня Пакера в восточном крыле Изумрудного дома представляла собой просторное помещение с высоким, в двенадцать футов, потолком и большими окнами, все еще удерживавшими в своих рамах стекло. В хорошую погоду отсюда открывался потрясающий вид на долину и озеро. Стены сходились к камину в дальнем конце комнаты, достаточно просторному, чтобы принять бревна в шесть футов длиной.

Айзея кивнул Эбигейл и Тозерам.

– Сядьте у кровати и не дергайтесь.

Устраиваясь рядом с Джун, Фостер случайно направила свет налобного фонаря на переднюю спинку кровати и заметила вырезанную на дереве надпись, сделанную, скорее всего, каким-то недоумком, не имеющим никакого уважения к прошлому и озабоченным лишь увековечиванием имени своей подружки: «ЛАНА».

Вытянуть ноги – какое удовольствие! А вот термальное белье насквозь пропиталось по́том и теперь не согревало, а охлаждало. Девушка расстегнула фиолетовую парку «Мунстоун» и розовую флисовую толстовку.