Четыре сезона

22
18
20
22
24
26
28
30

Ему предстоит долгий путь домой.

Отцовский фургон стоит перед входной дверью. Чико притормаживает рядом и глушит мотор. Несколько мгновений он сидит молча, вслушиваясь в мерный стук капель по металлу.

Когда Чико входит, Билли, оторвавшись от «ящика», кидается ему навстречу:

– Ты только послушай, Эдди, что сказал дядя Пит! Оказывается, во время войны он со своими товарищами отправил на дно немецкую подводную лодку! А ты возьмешь меня с собой на дискотеку в субботу?

– Еще не знаю, – отвечает Чико, ухмыляясь. – Может, и возьму, если ты всю неделю будешь перед ужином целовать мои ботинки.

Чико запускает пальцы в густую шелковистую шевелюру Билли, тот, счастливо хохоча, колотит брата кулачками в грудь.

– Ну вы, двое, перестаньте-ка сейчас же, – ворчит Сэм Мэй, заходя в комнату. – Мать не выносит вашей возни, и вам это известно. – Отец снимает галстук, расстегивает верхние пуговицы рубашки и садится за стол, где перед ним уже стоит тарелка с двумя-тремя красноватыми сосисками. Сэм мажет их несвежей горчицей. – Ты где пропадал, Эдди?

– У Джейн.

Дверь ванной хлопает. Это Вирджиния. Интересно, не забыла ли там Джейн губную помаду, заколку или что-то еще из своих дамских причиндалов, размышляет Чико.

– Ты бы лучше отправился с нами навестить дядю Пита и тетушку Энн, – продолжает ворчать отец, что, однако, не мешает ему в два счета проглотить сосиски. – Ты стал словно чужой, Эдди, и мне это не нравится. Ты тут живешь, мы тебя кормим – изволь вести себя как член семьи.

– Живу тут, – бормочет Чико, – кормите меня…

Сэм быстро поднимает на него глаза. Во взгляде его мелькает затаенная боль, тут же сменяющаяся гневом. Когда он снова открывает рот, Чико замечает, что зубы у него желтые от горчицы.

– Попридержи язык, сопляк, – рявкает на него отец. – Слишком разговорчивый стал…

Пожав плечами, Чико отрезает ломоть хлеба от батона, лежащего на подносе возле отца, и намазывает его кетчупом.

– Через три месяца я от вас уеду, – говорит он. – Я намереваюсь починить машину Джонни и свалить отсюда в Калифорнию. Может, найду там работу.

– Великолепная мысль! Долго ее рожал? – Сэм Мэй крупный, чуть нескладный мужчина, но у Чико складывается впечатление, что после женитьбы на Вирджинии и особенно гибели Джонни он стал как-то усыхать. – На этой развалюхе ты не доберешься и до Касл-Рока, не говоря уже о Калифорнии.

– Ты так считаешь? А не пойти ли тебе куда подальше, папочка?

Отец замирает с открытым ртом, затем хватает со стола баночку с горчицей и швыряет ее в Чико, попав прямо в грудь. Горчица растекается по свитеру.

– Ну-ка повтори, что ты там вякнул! – ревет он. – Я тебя, сопляк, сейчас по стенке размажу!

Чико поднимает баночку, задумчиво глядит на нее и внезапно швыряет назад в отца. Тот медленно поднимается со стула. Физиономия его приобретает кирпичный оттенок, на лбу резко пульсирует жилка. Он делает неловкое движение, задевает поднос и опрокидывает его на пол вместе с тарелкой жареной фасоли в соусе. Малыш Билли с расширенными от ужаса глазами и дрожащими губами отступает к кухонной двери, готовый броситься вон из комнаты. По телевизору Карл Стормер и его ребята из группы «Кантри Баккаруз» исполняют суперхит сезона – «Длинную черную вуаль».