Так уж случилось, что Арлин Ханрахан была членом Театрального общества Эллен, и через какое-то время Эллен рассказала мне, что Арлин получила анонимный чек на десять тысяч четыреста долларов. К чеку была приложена короткая и загадочная записка:
– Разве это не самая удивительная вещь, которую ты когда-либо слышал в
– Нет, – ответил я, – но, по-видимому, она входит в первую десятку. У нас есть еще клубника, Эллен?
Прошли годы. Я обнаружил наверху в 249Б множество комнат: кабинет, спальню, где гости иногда оставались на ночь (хотя после того, как я услышал звук удара или мне показалось, что услышал, лично я предпочел бы остановиться в приличном отеле), небольшой, но хорошо оборудованный гимнастический зал и бассейн с сауной. Кроме этого, имелись также длинная узкая комната во всю длину здания с двумя дорожками для игры в боулинг.
За эти годы я перечитал романы Эдварда Грея Севиля и открыл для себя совершенно удивительного поэта по имени Норберт Роузен, равного, может быть, Эзре Паунду и Уолласу Стивенсу. Согласно справке в конце одного из томов его сочинений, он родился в 1924-м и был убит в Анзио. Все три тома его лирики были изданы фирмой «Стэдхем и сын» в Нью-Йорке и Бостоне.
Помню, что я вновь побывал в Нью-Йоркской публичной библиотеке в один из светлых весенних дней (не уверен, в каком именно году) и заказал подшивку «Литерари маркет плейс» за 20 лет. Это было ежегодное издание форматом с «Желтые страницы», одну из крупнейших газет в городе. Мне кажется, что служащий библиотеки готов был отказать мне. Но я настаивал и тщательно просмотрел каждый том. И если предполагалось, что в ЛМП указаны все издатели США, то я не обнаружил там фирму «Стэдхем и сын». Год спустя или, может быть, два я разговаривал с владельцем книжной антикварной лавки и спросил его об этом издании. Он никогда о нем не слышал.
Я подумал о том, чтобы спросить Стивенса, но вспомнил о предупреждении, которое увидел в его глазах, и решил оставить свой вопрос без ответа.
И, конечно, на протяжении всех этих лет было рассказано немало историй.
Смешных, о потерянной или приобретенной любви, тревожных и даже несколько рассказов о войне, хотя и не таких, о которых думала Эллен, задавая мне вопросы.
Лучше всего я помню историю Джерарда Тоузмена – его рассказ об американском оперативном центре, обстрелянном артиллерией за четыре месяца до окончания первой мировой войны, весь личный состав которого погиб, за исключением Тоузмена.
Лесроп Каррутэрс, американский генерал, которого каждый тогда считал безумным (он был ответственным за по крайней мере восемнадцать тысяч смертей), стоял у карты линий фронта, когда взорвался снаряд. Он объяснял очередную безумную операцию на флангах, которая могла бы стать успешной только с точки зрения производства новых вдов.
Когда пыль рассеялась, Джерард Тоузмен, растерянный и оглушенный, весь в крови, сочившейся из носа, ушей и уголков глаз, подошел к телу генерала. Оглядев то, что осталось от центра, он посмотрел вниз… и закричал, а потом засмеялся.
Собственного голоса он не услышал, но его крики и смех привлекли внимание врачей, убедившихся, что кто-то остался жив под этими развалинами.
Каррутэрс не был изувечен взрывом, по крайней мере, как сказал Тоузмен, «не в том виде, в каком солдаты этой затяжной войны привыкли представлять себе увечье – люди с оторванными руками, без ног, без глаз, с легкими, сморщенными от газа. Нет, – сказал он, – ничего подобного не было. Мать этого человека сразу бы опознала его. Но карта… та карта, перед которой он стоял, когда разорвался снаряд…»
Она каким-то образом
Это была наша рождественская история 197… года.
Я вспоминаю много других, но для них здесь нет места. Честно говоря, и для истории Тоузмена также… но это была первая рождественская история, услышанная мною в 249Б, и я не мог удержаться от того, чтобы не рассказать ее. Наконец во вторник, перед нынешним Рождеством, после того как Стивенс хлопнул в ладоши, призывая нас к вниманию, и спросил, кто осчастливит нас рождественской историей, Эмлин Маккэррон произнес:
– Думаю, у меня есть кое-что заслуживающее внимания. Лучше рассказать сейчас, чем никогда. Господь закроет мои уста довольно скоро.
За все годы, проведенные мной в 249Б, я никогда не слышал, чтобы Маккэррон рассказывал истории. Может быть, именно поэтому я вызвал такси столь рано и, когда Стивенс разнес пунш шестерым собравшимся, кто отважился выбраться из дому в этот холодный и ветреный вечер, почувствовал сильное волнение. Я не был в одиночестве – те же чувства отражались на лицах остальных присутствующих.
Старый и сухой, Маккэррон сидел в центральном кресле у камина, держа в узловатых руках пакетик с порошком. Он высыпал его, и мы смотрели на меняющее цвет пламя, пока оно вновь не стало желтым. Стивенс обошел нас, предлагая бренди, и мы отдали ему его рождественский гонорар. В какой-то момент во время этой церемонии я услышал звон монет, переходящий из рук дающего в руки получателя; в другой раз при свете огня я увидел тысячную купюру. В обоих случаях Стивенс был одинаково почтителен и корректен. Вот уже десять лет, немногим больше или меньше, прошло с тех пор, как я впервые переступил порог 249Б вместе с Джорджем Уотерхаузом, и в то время как многое изменилось в мире снаружи, ничего не менялось здесь внутри. Казалось, Стивенс не постарел не то что на один месяц, а даже на один день.
ebooksa