Четыре сезона

Где-то внизу, слева от холла – там мне не доводилось бывать, – звонко тикали старинные часы. Я слышал запах старой кожи, пропитанного маслом дерева и чуть более слабый, почти неуловимый запах одеколона Стивенса.

– Но должен предупредить вас, – добавил Стивенс, – что лучше не задавать слишком много вопросов. Если вы решили продолжать приходить сюда.

– Кого-нибудь уже выгоняли за то, что они задавали много вопросов? – Выгоняли было не совсем то слово, которое я хотел произнести, но по смыслу оно подходило тому, что я имел в виду.

– Нет, – ответил Стивенс своим, как всегда низким и вежливым, голосом. – Просто они предпочли держаться подальше отсюда.

Я выдержал его взгляд, чувствуя, как мурашки пробежали по спине, словно невидимая холодная рука легла мне на позвоночник. Я вспомнил странный звук, который шел сверху, и еще раз попытался представить, сколько же комнат было там на самом деле.

– Если вы все еще хотите задать ваш вопрос, то я к вашим услугам. Вечер уже закончился и…

– И вам предстоит долгий путь поездом? – спросил я, но Стивенс лишь нетерпеливо посмотрел на меня.

– Хорошо, – решился я. – Здесь в библиотеке есть книги, которые я нигде больше не смог найти. Ни в Нью-Йоркской публичной библиотеке, ни в каталогах букинистов, ни в публикуемых справочниках. Бильярдный стол в Маленькой комнате имеет марку «Норд». Я никогда не слышал о такой и позвонил в Международную комиссию по торговым маркам. У них зарегистрировано два «Норда» – один производит лыжи, а другой изготовляет кухонные принадлежности. В длинной комнате находится музыкальный автомат «Seafront». Но в списках комиссии имеется лишь «Seeburg», а не «Seafront».

– В чем суть вашего вопроса, мистер Эдли?

Его голос был мягок, как обычно, но что-то жуткое появилось неожиданно в его глазах… нет, честно говоря, даже не в глазах. Ужас, который я почувствовал, пронизывал всю атмосферу вокруг. Размеренный ход часов перестал быть звуком, задаваемым маятником, – это был топот ног палача. Запахи масла и кожи стали резче и несли в себе какую-то угрозу. И когда снаружи вновь послышался резкий порыв ветра, я был уверен, что распахнувшаяся дверь представит моему взору не Тридцать пятую улицу, а безумный пейзаж в стиле Кларка Эштона Смита, где острые силуэты деревьев вычерчены на стерильном горизонте, над которым сияют два красных солнца.

Он прекрасно знал, что я собираюсь спросить. Я понял это по его серым глазам.

Откуда взялись здесь эти вещи? Я хотел спросить именно это. О, я прекрасно знаю, откуда вы родом, Стивенс; этот акцент не из измерения икс, а из Бруклина. Но куда вы идете? Откуда у вас эта печать безвременья во взгляде и на лице? И, Стивенс…

…где мы находимся сейчас, В ЭТУ СЕКУНДУ?

Но он ждал моего вопроса.

Я открыл рот, и вопрос, вышедший из моих уст, был таков:

– Много ли комнат наверху?

– О да, сэр, – сказал он, не упуская моего взгляда. – Очень много. Человек даже может потеряться. На самом деле люди теряются. Иногда мне кажется, что они уходят далеко. Двери и коридоры.

– И входы и выходы?

Его брови слегка поднялись.

– Да. Входы и выходы.