— Пожалуй, пройдусь, проведаю Руслана.
Он снял со стены прорезиненный плащ с капюшоном, накинул его, взял со стола фонарь, подошел к двери.
Распахнул дверь, и в комнату ворвался ночной ветер, капли дождя, клочья сырой холодной тьмы.
— Закрой дверь на засов! — велел Павел, прежде чем вышел на улицу. — Я приду, постучу так. Он стукнул в притолоку два раза, потом, после паузы, еще раз.
Дверь за ним захлопнулась.
Снова стало тихо и тепло.
Инга зябко передернула плечами, задвинула железную щеколду, как велел Павел, подошла к окну.
Сначала она ничего не увидела в темноте, но потом, когда глаза ее привыкли, заметила слабый просверк фонаря, двигавшийся зигзагами вдоль дома.
Скоро этот свет пропал за углом.
Инга вернулась к столу, села возле него, глядя на горящую свечу.
Вдруг на какое-то мгновение в доме вспыхнул свет, неуверенно замерцал и снова погас. Снова только свеча горела на столе, разгоняя по углам тени старого дома.
Инга смотрела на эту свечу — и вместо нее она увидела другие свечи, отбрасывающие неровные отсветы на низкий свод подвала и на мертвое лицо, на мертвое лицо ее сестры…
Нет, сейчас не время вспоминать ту страшную ночь.
Ей нужны собранность и трезвость мысли.
Инга повернулась к окну, за которым по-прежнему властвовала осенняя ночь.
Почему Павел так долго не возвращается? Что он делает в темноте? Инга не могла справиться с беспокойством, ей захотелось двигаться, что-то делать.
Она встала — и как раз в это мгновение, словно в ответ на ее тревогу, в дверь постучали.
Это был условный стук, о котором говорил Павел — два удара, пауза, еще один удар.
Инга облегченно вздохнула, подошла к двери, отодвинула тяжелую щеколду.
Дверь распахнулась, впустив в дом сырую ночь.