Он начал плакать, тихо, совсем как ребенок.
– Мы прервем допрос, – произнес Ханнес.
– Да, – согласился Вехтер. – Мы и так уже закончили.
Если бы они действительно закончили, то у прокуратуры уже был бы убийца, а мальчика оставили бы в покое. Но они этого сделать не могли. Пока еще не могли. И если мальчик был убийцей, для него все только начиналось. Пощади его Бог, если это действительно совершил он.
– Эй! – Он протянул мальчику платок. – На сегодня мы закончили. Ты хорошо го…
Слишком поздно он заметил этот взгляд.
Оливер плюнул ему в лицо.
Вехтер молчал, Ханнесу ничего другого не оставалось, как смотреть в окно. Дворники работали, но совершенно зря: мелкие ледяные кристаллы бились о лобовое стекло, не оставляя и следа. Ханнес некоторое время наблюдал за этой снежной бомбардировкой, потом проверил в телефоне свою электронную почту и снова уставился на снегопад.
– Ты действительно думаешь, что Оливер…
– Давай ты меня с этим пока оставишь в покое, – ответил Вехтер.
Уголки его рта угрюмо опустились. Ветер бил в машину потоком ледяных игл. Ханнес снова уткнулся в телефон, но новых сообщений не было, даже сигналов об экзотических приложениях.
– Сколько слов есть у инуитов для обозначения снега? – спросил Вехтер скорее себя самого.
Ханнес что-то набирал двумя пальцами.
– «Гугл» говорит: от нуля до ста.
– Ты всегда должен быть таким рассудительным?
– Ну ты же спросил, правда?
Ханнес потянулся и помассировал шею – в затылке словно иголки кололи. Он это почувствовал еще в душной комнате для допросов, и от его неловких попыток размяться стало только хуже. Ханнес даже не мог пожаловаться: он ведь был жив, по крайней мере.
– Что хотела Элли? – спросил Вехтер.
– Роза Беннингхофф навещала Паульссена незадолго до своей смерти.
– Теперь у нас есть доказательство, что они были знакомы.