Боб Стуки сидел на полу рядом с металлическими полками, повернувшись спиной к осторожно приближающейся посетительнице, скрестив ноги и опустив голову. Он тихо напевал старинный кантри-мотив, немного фальшивя. Рядом на козлах лежало тело, завернутое в поеденное молью покрывало. С края свисала бледная маленькая рука. Боб держал ее в своей, словно успокаивал маленького ребенка, а не взрослую женщину. Бейсболка, которую она некогда носила, теперь лежала у Боба на коленях.
– Боб? – Голос Лилли едва ли громче шепота. Она знала, что происходит, и это зрелище как будто сжимало ее сердце тисками. – Боб, мне очень жаль, но нам нужно поговорить.
Он ничего не ответил. Просто продолжил напевать песню, которую Лилли внезапно узнала. Когда-то Боб постоянно ставил кассету Джорджа Джонса[23] в своем старом большом пикапе «Додж Рэм». Его любимой мелодией – той, что он затер практически до дыр, – была «Он разлюбил ее сегодня». Теперь он напевал заунывную слезливую песню, попадая мимо нот.
– Боб, у нас проблемы, и мне нужно…
Лилли заметила то, что заставило ее внезапно остановиться. Паника ледяной змеей свернулась в желудке. Когда Боб и Лилли оборудовали небольшой госпиталь, они добыли несколько разных видов антисептиков. В том числе технический спирт, которого нашлось в избытке. Ящики, и ящики, и ящики с денатуратом в задней части бесхозной аптеки. Еще Боб отыскал кое-что в выгоревшем, обугленном каркасе «Капли росы», паба в Вудбери, куда он частенько захаживал, будучи алкоголиком. Боб вспомнил, что видел бутылки с этиловым и хлебным спиртом за стойкой бара, куда огонь не добрался.
– Ты заметила, что у нас всегда проблемы, Лилли? – Во второй руке, не той, что сжимала руку умершей, была кварта хлебного спирта. Он сделал новый глоток обжигающей жидкости и поморщился. – Мы живем среди, черт их дери, проблем.
У Лилли опустились руки. Ее надежда, и вера в Боба, и в будущее Боба, будущее их всех сдувались с почти слышимым шипением, выходя наружу с долгим, мучительным выдохом.
– Ох, Боб… не надо так. Соберись.
Он пристыженно опустил взгляд.
– Оставь меня.
– Ты не можешь позволить этому уничтожить себя, – она осторожно миновала носилки и села на пол рядом с Бобом. – Здесь нет ни единого человека, который не испытал бы горечи утраты.
Боб смотрел куда угодно, но не на нее.
– Мне не нужен мозгоправ. Просто пусть меня оставят в покое.
Лилли глядела в пол. Краем глаза она видела на коленях Боба старую хлопковую бейсболку, которую обычно носила Глория – такую старую и поношенную, что от выпуклых букв, образующих фразу: «Я С ИДИОТОМ», осталась только тень. Каждые несколько секунд Боб ставил бутылку и гладил козырек, словно это – воробушек, которого нужно вылечить.
Лилли покачала головой.
– Она была великой женщиной.
Боб сделал еще глоток.
– Это точно, Лил-л-ли, девочка, – он выговорил ее имя так, словно там содержалась дополнительная «л», после чего добавил: – Это точно.
– Она была крутая.
– Ага.